— Что такое фетальный? — спросил Дима.

— Как у плода, до рождения.

— Ты всегда разговариваешь с приборами?

— Мг-м. Отстань, пожалуйста.

Дима вздохнул, минут десять молча наблюдал, как она возитсясо стеклышками, палочками, пробирками, пипетками. По мониторам бежали цифры,буквы, ползли разноцветные кривые графиков. Соня бормотала, напевала, вдругрезко крутанулась на табуретке, описала полный круг и тихо воскликнула:

— Оба-на!

— Что?

— Макс не соврал. Видишь картинку на мониторе?Синюшно-красные пятна — эритроциты. Лиловые сгустки внутри видишь? Это ядра.Ядра, понимаешь? Не понимаешь. Ладно, сейчас объясню. Эритроциты — красныекровяные клетки. У здорового взрослого человека ядер в них нет. Ядро — признакнезрелости эритроцитов. У крокодилов, змей, ящеров эритроциты незрелые. Возможно,у динозавров тоже были незрелые. У человека — только в эмбриональном состояниии в первый день жизни. Еще при разных тяжелых патологиях, при анемиях,некоторых лейкозах. Но в крови здорового человека эритроцитов с ядрами небывает никогда. Между тем очевидно, что господин Хот здоров.

— А вдруг у него лейкоз? — осторожно предположил Дима.

— Мг-м, погибает, бедняжка. Нет, Дима, нет. Макс онколог, ужон бы знал и сказал бы мне. Хот здоров. Вероятно, какая-то мутация, врожденныйдефект генного кода. Незрелые эритроциты живут значительно дольше зрелых. Впринципе это может стать одной из разгадок аномально долгой жизни всегоорганизма. Дима, давай мы с тобой покурим, и все.

— Что — все?

— Я буду дальше работать, а ты меня не отвлекай.

— Я тебя отвлекаю? Я сижу тихо, как мышь, ни слова несказал.

— Ну, прости, не сердись, — она стянула маску, перчатки,встала, — я завелась очень сильно от этого. Я буду сейчас делать генетическийанализ. Тут все есть, но это займет много времени. Ты погуляй, можешь поигратьв пинг-понг с Фазилем. Или навести Елену Алексеевну.

Он тоже снял маску и перчатки, приоткрыл окно.

— Я, с твоего позволения, останусь, почитаю.

— Ладно. Если ты обещаешь ни о чем не спрашивать, пока ясама не расскажу, оставайся. И тогда уж сделай доброе дело. Перегони из старогоноутбука в новый записки Михаила Владимировича.

Они стояли у окна, курили. Было все так же пасмурно и тихо.Диме захотелось, чтобы на пустой белой дороге появилась маленькая фигуркадворника Дассама. Но никто не появлялся, и лопата не торчала из сугроба. Совчерашнего дня снег не шел, дворник отлично расчистил дорожку, мог отдыхать.

— Спасибо, что разрешаешь остаться. Ну, а сейчас, пока мыкурим, позволишь мне задать вопрос?

— Прости, я, конечно, монстр, совсем тебя затюкала.

— Ничего, пока терпимо. Скажи, эти анализы нужны Хоту, чтобыты определила, приживется ли паразит в его организме?

— Разумеется, нет. Никакие анализы ничего не определят, иХоту отлично это известно. Пробирки что-то вроде визитной карточки. Он пожелал,чтобы я узнала, как он интересен, оригинален, совершенен, чем отличается отпростых смертных. Ему нужно доказать свое превосходство. Доктор Макспредупреждал. Ладно, потом. Все потом.

Соня вернулась к приборам, Дима включил ее старый ноутбук.Прошло около часа, каждый занимался своим делом. Соня уже не бормотала, непела, тишину иногда нарушали мелодичные сигналы приборов.

И вдруг из коридора послышались шаги, голоса, дверьраспахнулась. Вошла Орлик, с ней девушка шамбалка в комбинезоне, заляпанномкраской. У девушки было мокрое, страшно бледное лицо, она тихо, жалобностонала.

— Больно, не могу терпеть, не могу-у.

— Держите ее, она сейчас потеряет сознание от боли, —сказала Орлик, — осколок плитки попал под ноготь большого пальца.

Девушку усадили, она закрыла глаза и стала заваливаться набок. Соня нашла нашатырь. Дима попытался осмотреть раненый палец, но девушкаоттолкнула его, схватила за руку Соню и быстро, с сильным шамбальским акцентом,забормотала:

— Ты, ты мне поможешь, Дассам сказал, ты вытащишь!

— Дворник привел ее, — объяснила Елена Алексеевна, — онаработает в жилом корпусе. Тут никакого медпункта пока нет. Я уговаривала ееехать в город, в больницу, не хочет. Вот все, что у меня нашлось. Йод, бинт ипенталгин.

— Больно, больно, не могу терпеть, Дассам сказал, тывытащишь! Вытаскивай, пожалуйста!

— Как? — растерянно прошептала Соня.

— Пинцетом, — сказал Дима, — я помогу.

Палец облили спиртом, девушке дали две таблетки пенталгина.Осколок сидел глубоко, был скользким, к тому же рана сильно кровоточила.

— Я биолог, не врач, почему я? — прошептала Соня. Девушкаплакала, стонала, кричала от боли, Орлик вытирала ей слезы, Дима крепко держалруку и раненый палец. Дважды Соне удалось подцепить осколок, но, чтобывытащить, следовало глубже ввести острые лапки пинцета. Соня чувствовала, какэто больно, у нее все сжималось внутри, и ком стоял в горле.

— Нужно в больницу. Фазиль довезет за полтора часа, я немогу.

— Можешь, можешь, дедушка Дассам сказал, ты вытащишь! Нехочу в больницу! Не отдавайте меня в больницу!

— Чем дольше ты ковыряешься, тем ей больней, — прошепталДима, — глубже войди, иначе не получится. Давай, очень быстро, спокойно. Ядержу ее, отвлекаю. Как тебя зовут? — громко обратился он к девушке.

— Хасанова Лейла.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Ты маляром работаешь?

— Плиточница, третьего разряда.

— Где ты живешь?

— В Шамбальске в общежитии. Сейчас в корпусе живу, гдеработаю… А-а!

Соне удалось подцепить и вытащить осколок. Палец залилийодом, забинтовали.

— Все равно надо в больницу, — сказала Соня, — ранкаглубокая, вдруг инфекция?

— Не хочу, не хочу в больницу, ты вытащила, инфекции небудет никакой, — Лейла всхлипнула, шмыгнула носом и заговорила по шамбальски,поглядывая на Соню узкими, красными от слез глазами.

— Сонечка, она благодарит вас, я уже немного понимаю этотязык, — Орлик улыбнулась. — Она говорит, вы очень добрая и красивая. Лейла, тымогла бы и по русски это сказать. Нет, по русски стесняется. Ладно, пойдем, япровожу тебя, тебе надо лечь. Вернусь, сварю кофейку.