Художник Альфред Плут за сто лет до изобретения микроскопаразглядел и точно изобразил микроскопических паразитов. Господин Хот неизменился с 1913 года по сей день, не отбрасывает тени и намерен в ближайшиелет сто развязать глобальную войну между мужчинами и женщинами. Некто Дассам,степной целитель, с которым познакомился путешественник Никита Короб пару вековназад, до сих пор обитает здесь, и есть шанс, что он поможет Соне.

Как именно поможет и в чем состоит опасность, Дима понять немог. Когда Соню похитили, это было конкретно, ясно. Похищение устроилиграмотно, надо отдать им должное. Пожар в лаборатории, обугленный труп, которыйопознать невозможно. Если бы не случайность, если бы не шапка, найденная наберегу, Соню вполне могли до сих пор считать погибшей при пожаре.

Вряд ли они опять решатся ее похитить.

Оба старика, Данилов и Агапкин, твердили в своих посланиях окакой-то инициации. Якобы для Сони эта инициация чудовищно опасна. Хотнепременно ее устроит. Когда, каким образом, никто не знает. Соня должна еепройти. Соне категорически нельзя ее проходить. Соня может ее пройти так, чтоникто, в том числе она сама, не заметит, ни о чем не догадается, но последствияокажутся роковыми.

У Димы щипало глаза, строчки расплывались. Он умывалсяхолодной водой, курил в окно, опять садился к столу. Прочитано было процентовдвадцать из всего объема информации. К половине третьего ему стало казаться,что у Сталина на портрете шевелится ус. В три, когда он в очередной разотправился умываться, в зеркале над раковиной возникла администраторша. Онаулыбалась, держала в руке какую-то белую толстую веревку. Дима зажмурился,подставил голову под кран. От холодной воды полегчало. Администраторша исчезла.

Без десяти четыре сильный порыв ветра из приоткрытого окнавздыбил шторы, раздался тихий женский смех. Дима не сразу догадался, что простолюстра качается и звенят хрустальные подвески. Он закрыл окно, выключилкомпьютер, отправился в гостиную, залез под одеяло. Прокручивая в головепрожитый день, он вспомнил, что Соня еще с утра была жутко напряжена, ейповсюду мерещились участники ее похищения. То электрик показался похожим наслугу с яхты, то наладчика оборудования она приняла за Гудрун Раушнинг.

Эту Гудрун Дима никогда не видел, Зубов рассказывал о ней.Патологоанатом, которая вколола Соне дозу снотворного при похищении, а потомкак бы случайно заперла Зубова в холодильнике морга, когда он явился опознаватьобгоревший труп. Чудовище, по словам Зубова, имело вполне нормальный женскийоблик. Рыжая, яркая, грудастая баба. Между тем наладчик был лысый, жирный,тусклый мужик.

«Сонин ноутбук, который остался на яхте, ждал ее влаборатории. Странные записки, по русски и на латыни. Пробирки с кровью.Допустим, они уже здесь, — думал Дима, — допустим, электрик действительно слугас яхты, а наладчик — Гудрун Раушнинг. Но что они собираются делать?»

Уже на границе сна и яви возник образ маленького хрупкогостаричка шамбала, дворника в телогрейке и шапке ушанке. Он лихо орудоваллопатой, расчищал дорожку возле лабораторного корпуса. Соня стояла у окна,прижавшись лбом к стеклу, смотрела на старичка. В тот момент она совсемоцепенела. От нее веяло холодом, даже голос у нее изменился. И вдруг стариккинул снежком в окно. Соня словно оттаяла. Уткнулась лицом Диме в плечо и былапод его руками опять живая, теплая.

Орлик открыла окно, крикнула старику: «От вас я такогохулиганства не ожидала, уважаемый Дассам!»

«Мало ли тут стариков по имени Дассам? Наверное, оченьраспространенное в степи имя», — подумал Дима и с этой мыслью уснул.

В восемь пятнадцать утра он проснулся, на цыпочкахотправился через спальню в душ. Соня крепко спала, свернувшись калачиком,держала в руке маленького облезлого плюшевого медвежонка. Одеяло сбилось, Димаосторожно поправил его, заметил, что она спит в простой белой футболке.

— Нельзя не учитывать фрактальность времени, — тихо,отчетливо произнесла Соня, — термофильные бактерии, ген пи аш 53…

Глаза ее были закрыты, она резко перевернулась на другойбок, взмахнула рукой и заехала Диме по носу. Медвежонок упал на пол, Димаподнял его, положил на подушку.

— Вирус и раковая клетка себя копируют, копируют добесконечности, нет у них другой цели, поймите наконец, — сердито сказала Соня.

— Поспи еще немного, — прошептал Дима.

Но она проснулась. Села, потерла кулаками глаза, взглянулана Диму, зевнула и спросила:

— Который час?

На щеке у нее отпечатались складки наволочки, всклокоченныеволосы торчали в разные стороны.

— Половина девятого. Доброе утро, Сонечка. Я иду в душ. Или,хочешь, ты иди первая, — он смущенно кашлянул, нахмурился и отвернулся.

Он едва сдерживал себя, ему хотелось обнять ее, сонную,теплую, поцеловать трогательные рубчики на щеке, зарыться лицом в мягкиесветлые волосы.

— Иди, только быстро, — она опять зевнула, провела рукой поволосам, натянула одеяло до подбородка, — мы проспали все на свете. Где ты взялхалат?

— В шкафу нашел, на верхней полке.

— Там еще есть? Принеси мне, пожалуйста.

Он принес, положил на край кровати и застыл, щурясь набелесую полоску рассветного неба в проеме между штор. Ему казалось, если онсейчас шевельнется, его притянет к ней, как будто она магнит, а он железныйчеловек.

— Дима, ты что? Иди в душ.

Голос ее, осипший спросонья, прозвучал удивленно и слегкаиспуганно.

— Да, сейчас. Там опять плохая погода. Пасмурно, — сказалон, лишь бы не молчать, он уже заметил, что, когда молчишь, притяжениеусиливается.

— Ладно, ты пока понаблюдай за погодой, проснись окончательно,я пойду первая.

Она выскользнула из под одеяла, схватила халат и босикомпомчалась к ванной комнате. Он успел заметить на футболке синие готическиебуквы «Зюльт-Ост». Дверь закрылась, щелкнул замок. Дима медленно опустился накрай кровати, взял плюшевого медвежонка. Медвежонок был теплый и пах Соней. Меди лаванда. Старик Агапкин говорил, что Соня удивительно похожа на своюпрабабушку. Черты лица, тембр голоса, мимика, даже запах, как будто всеповторилось. «Так для меня пахнет счастье, — сказал старик. — Мед и лаванда.Возможно, именно этот запах, а вовсе не паразит, вернул меня к жизни. Сколькораз такое было, я совсем помирал, мечтал помереть, но стоило подумать о ней, иоткуда-то появлялись новые силы. Конечно, были другие, жизнь длинная, но кромеТани я никого не помню».

Дима заметил, что у медвежонка разные глаза. Один голубой,другой карий. Из-за двери ванной комнаты слышался шум воды. Дима растянулся накровати, поверх одеяла, подумал: «А что, если я вот так же, безответно, какАгапкин? Один раз у него с Таней все-таки случилось. Потом она узнала, чтоименно в тот день, когда случилось, ее муж чуть не погиб в Галлиполи. И все.Как отрезало. Хотя, конечно, ее тянуло к нему. А Соня какая-то непроницаемая.Может, я неправильно себя веду? Она охраняемое лицо, ничего между нами быть неможет, пока, во всяком случае. Иногда мне кажется, ее тоже тянет ко мне, нопотом возникает отторжение, холод. Мы слишком мало знакомы, я ничего непонимаю… Соня, Соня… Фрактальность времени… повторяемость…»