Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вода в ванной перестала шуметь, но Дима не заметил. Онзаснул. Проснулся от громкого телефонного звонка. Открыл глаза, увидел Соню,полностью одетую, в джинсах, в свитере, с трубкой в руке.
— Да, Фазиль. Доброе утро. Простите, мы проспали, —продолжая разговаривать, она улыбнулась Диме, подошла, погладила его по голове.— Фазиль, вы полчасика подождете? Да? Вот что, вы зайдите в отель, позавтракаемвместе и сразу поедем.
— Почему ты меня не разбудила? — спросил Дима, сел, поймалее руку.
— Ты так хорошо спал, — она мягко высвободила кисть, —наверное, ты не выспался, глаза у тебя красные. Все, теперь вставай. Поразавтракать и ехать. Я спускаюсь, жду тебя в ресторане.
На полу у кровати стояла ее открытая сумка, в ней уже лежалноутбук, из бокового кармана торчала всклокоченная плюшевая голова медвежонка.
Москва, 1922
Поздней ночью Михаила Владимировича из госпиталя повезли вКремль, на внеочередное закрытое совещание Политбюро, посвященное состояниюздоровья товарища Ленина. Эти ночные посиделки были похожи на сходкузаговорщиков, проводились в узком кругу, в тайне от самого Ленина.Присутствовали Троцкий, Сталин, Бухарин, Рыков, Зиновьев с Каменевым. Никакихсекретарей не звали, протоколов не вели. Из врачей пригласили только Семашко,Тюльпанова и Свешникова.
Тюльпанов докладывал.
— В настоящий момент состояние Владимира Ильича можно счестьудовлетворительным. Впрочем, само по себе течение болезни столь неопределенно,волнообразно, что строить какие-либо прогнозы мне кажется невозможным. Зловещуюроль в развитии заболевания, безусловно, играет вражеская пуля, и я осмелюсьпредположить, что именно ранение тут возымело роковое значение, так сказать,послужило пусковым механизмом недуга. Пуля, застрявшая в глубоких слоях кожинад правой ключицей, способна давить, прижимать одну или даже несколькоартерий, тем самым ограничивая приток крови и кислорода к мозгу.
Михаил Владимирович с интересом наблюдал за лицами вождей. Отом, что нет никаких пуль, из присутствующих вроде бы не знал никто, кромеТюльпанова и Семашко. Но именно эти двое убежденно настаивали, что главнаяпричина недомоганий товарища Ленина — последствия ранений и пули, оставшиеся втеле. Все с ними охотно соглашались.
Троцкий заметил, что до покушения Ленин всегда был крепышом,его здоровье казалось одним из несокрушимых устоев революции. Бухарин, золотоедитя революции, принялся вспоминать тот роковой вечер тридцатого августавосемнадцатого года и как он уговаривал Ильича не выезжать из Кремля.
— Он был бы здоров сейчас, если бы тогда, три года назад,послушал меня и остался дома. Здоров и полон сил, — последнюю фразу Бухаринповторил трижды, страстно стукая себя кулаком по коленке.
Каменев язвительно заметил, что, зная ослиное упрямствоСтарика, лучшего способа отправить его на завод Михельсона под пули Капланпросто не придумаешь. Если уговаривать не ехать, так он обязательно нарочнопоедет.
Бухарин горячо залопотал что-то в свое оправдание.
— А, Бухарчик, теперь понятно, кто тайный организаторзлодейского покушения на товарища Ленина, — с лукавой улыбкой произнес Сталин ипогрозил Бухарину пальцем.
Коба сидел довольно близко, и профессор заметил, как он подавней своей привычке быстро, нервно покрывает клочок бумаги закорючками. Всете же перевернутые скрипичные ключи, носатые мужские профили, буквы «ТФ» имного раз, мелко, крупно, слово «Учитель».
— Коба, перестань, надоели твои шуточки, — золотое дитясморщилось, зевнуло и обратилось к Тюльпанову. — Николай Петрович, я все-такине понимаю, если эти пули приносят такой вред, почему же вы их сразу неудалили?
На клочке бумаги под карандашом Сталина возникла виселица иболтающаяся в петле комичная фигурка.
Тюльпанов принялся объяснять, что сразу после раненияВладимир Ильич ослаб из-за потери крови и операция по удалению пуль могла быстать дополнительной травмой.
Он говорил долго, туманно, приводил какие-то примеры изсвоей военной практики. Семашко иногда поддакивал ему, остальные слушали плохо,зевали, шептались. Час был поздний, всем хотелось спать. Михаил Владимировичтоже почти задремал, когда рядом прозвучал тихий, вкрадчивый голос Сталина:
— Почему молчит профессор Свешников?
Михаил Владимирович повернул голову и встретил прищуренныйвзгляд. Усатое лицо было совсем близко, но смутно просвечивало сквозь дымтрубки.
«Знает! — подумал профессор. — Конечно, знает. Он в ту порублизко дружил с покойным Свердловым, главным творцом и организатороминсценировки».
— Я молчу, потому что свою точку зрения уже не раз излагалВладимиру Ильичу лично и всем присутствующим, — спокойно ответил он Сталину ипомахал рукой, разгоняя дым.
— Про пули вы никогда ничего не говорили, все доктора именноо них говорят, а вы нет. Почему вы избегаете этой темы? — Сталин выпустилочередной клуб дыма в лицо профессору.
— Пули совершенно ни при чем, — быстро произнес МихаилВладимирович и закашлялся, — никаких артерий они перекрывать не могут.
— Ну, а отравление свинцом? — спросил Рыков.
— Ядовиты пары свинца. Пуля, застрявшая в мягких тканях,капсулируется и паров не выделяет.
— Ядовитые пары, ядовитые пули, — пробормотал Семашко, имягкая мечтательная улыбка скользнула по его губам.
— Американские индейцы смазывают стрелы ядом кураре, —вспомнил Бухарин и оглядел присутствующих своими детскими голубыми глазами, — ячитал, смерть наступает мгновенно, одной маленькой стрелкой слона можноуложить.
— Разве в прерии водятся слоны? — спросил Зиновьев.
— Индейцы охотятся на сайгаков и бизонов, — авторитетнообъяснил Троцкий.
— Звучит красиво — кураре, — сказал Семашко и опятьулыбнулся.
— Может, Старика на Кавказ отправить? — предложил Зиновьев.
— Не согласится, — вздохнул Бухарин, — там Инесса умерла.Старик любил Инессу и смерть ее переживал страшно тяжело. Так что Кавказ длянего связан с огромной трагедией. Он не поедет.
— Бухарчик, такое только в твою романтическую голову моглоприйти, — Сталин весело рассмеялся и опять обратился к Михаилу Владимировичу. —А вы что скажете, господин Свешников? Как вам идея отправить товарища Ленина накурорт?
— Идея не плоха, отдых Владимиру Ильичу нужен. Но далеко отМосквы он не уедет, даже в Горках он чувствует себя оторванным отгосударственных дел, это его угнетает, нервирует и дурно сказывается наздоровье. К тому же Надежде Константиновне климат Черноморского побережьяпротивопоказан.