– Я практически в этом уверен.

– Кашаол мертв? Где же тогда Велес?

Карлос пожал плечами.

– Какая разница. Самой драки мы не видели, и Велеса не видели тоже. Но послушайте! Кого мы видели, так это того типа, Чета. Заставляет задуматься, что дело в нем, понимаете? Что он каким-то образом навел ее на демона. То есть… поневоле спрашиваешь себя, как это он появляется всякий раз, как у нас неприятности.

«Парнишка жив», – подумал Гэвин, удивленный, что это имеет для него значение.

– И ты хочешь устроить засаду именно в Лете? – спросил Полковник.

Карлос кивнул.

– Да, хочу. И вот почему. Если Велес с ними, мы не знаем, в каком он состоянии. Я могу предположить, что этот тип сливал им информацию о нас. Что он старается объединить против нас богов. Но в чем я уверен, так это в том, что они пока не знают про смерть Господина Хоркоса. Думаю, они идут туда в надежде на его помощь. Так где, по-вашему, они будут меньше всего нас ожидать?

– В Лете, – сказал Полковник.

– Именно.

– Но это твои догадки.

– Это то, на что я готов сделать ставку. И если вспомнить все, что нам известно, сразу становится ясно: дело верное.

Полковник молча смотрел в землю. Гэвин прямо видел, как он пережевывает все это у себя в голове. Спустя минуту он поднял на Карлоса глаза.

– Что именно у тебя на уме?

Карлос засунул большие пальцы за пояс с пряжкой в виде скорпиона и улыбнулся.

– Учитывая детей и то, как сильно хромает Алая Леди, доберутся они нескоро. Это дает нам время на подготовку, если мы будем действовать достаточно быстро. Можно взять столько людей и мушкетов, сколько унесут лошади. Поедем по двое. Вряд ли в Лете осталось много стражи. Сестры с детьми направятся прямиком в храм, так что мы просто незаметно проникнем туда и будем их ждать.

Подумав с минуту, Полковник кивнул.

– Что ж, пусть мы полубезумны, но добились того, чего добились, – он улыбнулся. – Похоже, мы едем в Лету.

Триш чувствовала, как нарастает схватка; живот стиснуло, будто свело судорогой. Она мелко, быстро дышала сквозь стиснутые зубы, сжимая руками живот, а боль захлестывала ее волнами.

Открылась дверь, и вошла Ламия все в том же белом платье, которое теперь было забрызгано кровью женщины из церкви. Она подошла к Триш, и на лице ее не было написано ничего, кроме заботы.

– Время пришло, – нежно сказала Ламия. Она помогла Триш забраться на постель, а потом ушла. Триш было слышно, как быстрые шаги удаляются по коридору.

Девушку скрутила еще одна схватка, потом еще одна. Вцепившись в простыни, она пережидала боль, но каждая новая схватка была хуже предыдущей. «Господи, – подумала она, – неужели это так и должно быть? Настолько плохо?»

Когда она открыла глаза, рядом была Ламия, а в руках у нее – знакомая черная шкатулка с зельями и кореньями, а еще – корзиночка с какими-то свежесрезанными растениями. Поставив корзинку на тумбочку, Ламия опять ушла, но тут же вернулась с чистыми отрезами ткани и кастрюлей воды, над которой поднимался пар.

Еще несколько быстрых, не таких сильных схваток, а потом Триш показалось, что ее живот скрутило жгутом и не отпускает. У нее вырвался крик.

– Сядь, дитя, – сказала Ламия, пытаясь переместить Триш в сидячее положение.

– Нет! – заорала Триш: малейшее движение усиливало боль.

– Триш, – сказала Ламия мягко, будто она была ее матерью. – Так будет легче. Пожалуйста. Сядь.

С помощью Ламии Триш смогла подтянуться и сесть, опершись спиной об изголовье кровати. Но когда пришла следующая волна схваток, особой разницы – или облегчения – она не почувствовала.

Ламия обмакнула пригоршню листьев в исходящую паром кастрюлю, а потом провела ими по лбу Триш, по шее, по соскам. Она оставила охапку влажных, теплых листьев у Триш на груди; пахли они мятой и черной лакрицей, и почему-то этот запах казался Триш успокаивающим. Пришла следующая схватка, и боль вроде бы никуда не делась, но теперь она казалась какой-то далекой, и Триш обнаружила, что способна сосредоточиться и начать тужиться.

– Она уже выходит, – сказала Ламия взволнованно. – Ты прекрасно справляешься, дитя.

И снова схватки, волнами, одна за другой, без перерыва, все сильнее и сильнее, пока, наконец, Триш уже не начало казаться, что ее сейчас разорвет.

– Я ее вижу! – воскликнула Ламия. – А теперь тужься. Тужься, дитя. Тужься!

И Триш напряглась изо всех сил, вцепившись в простыню, и застонала, потом заорала сквозь стиснутые зубы. И вдруг давление исчезло; будто с живота у нее убрали груз. Она услышала крик, открыла глаза и сквозь пелену слез увидела ее, увидела свою маленькую девочку.

Ламия перерезала пуповину, потом взяла теплые листья и обтерла ими ребенка.

– Ты молодец, – сказала она и положила ребенка Триш на руки, к груди, так, что тот мог взять губами сосок.

Ребенок начал сосать, и в этот момент Триш забыла о Ламии, о демонах, о женщине из церкви, которая мертвая лежала на дорожке, ведущей к дому. В целом мире были только она и ее ребенок. Триш заплакала.

– Моя малышка. Милая моя малышка.

Туман низко стелился над рекой, украдкой выползая на берег; Око-Мать медленно гасло, и тени незаметно захватывали скалистую равнину. Вверху, в облаках, иногда грохотало, но пока не было даже намека на дождь. С того места, где они засели – на вершине скалы – Карлосу было прекрасно видно, как стражник – он был всего один – зажигает факелы над восточными воротами Леты.

– Возвращаются, – сказал Полковник.

Карлос, убрав подзорную трубу, встал, наблюдая, как двое его людей торопливо взбираются вверх по каменистой тропе. Одетые в оборванные плащи, они ничем не отличались от прочих паломников, пришедших к реке.

– Ну? – спросил Карлос.

– Ничего там особенного не происходит, – сказал один из них, отбрасывая с головы капюшон. – Все тот же парад жалких ублюдков, по большей части выживших из ума из-за напитка.

– Да уж, – поддержал его второй. – Это местечко всегда напоминало мне гробницу, а теперь оно вообще кажется полумертвым. Большинство стражи уехало вместе с Господином Хоркосом, а что с ними произошло, мы все знаем.

Карлос кивнул.

– Хоть какие-нибудь признаки, что кто-то знает о Хоркосе? О нападении?

– Да они и понятия ни о чем не имеют. Никакой дополнительной стражи, никаких часовых; мы поговорили с парочкой стражников, так они дуются, что их оставили.

Карлос кивнул.

– Хорошо, именно это я и надеялся услышать.