(Господи, о чем ты думал?) Ответ пришел незамедлительно.

(О себе. Я думал о себе.) (Он вдруг вспомнил, как лежалпрошлой ночью в постели – лежал и вдруг понял, что обдумывает убийствособственной жены.) В то мгновение, что Джек стоял там на одном колене, ему всестало ясно. «Оверлук» трудился не только над Дэнни. Над ним тоже. Слабое звеноне Дэнни – он сам. Это он уязвим, его можно согнуть и скручивать, пока нехрустнет.

(Пока я не сдамся и не усну… а когда я сделаю это… еслисделаю…) Он взглянул вверх на занесенные окна. Их многогранные поверхностиотражали слепящий блеск солнца, но он все равно смотрел. И впервые заметил, какэти окна похожи на глаза. Отражая солнце, внутри они сохраняли свой собственныймрак. И смотрели они не за Дэнни. А за ним.

В эти несколько секунд Джек понял все. Ему вспомнилась одначерно-белая картинка, которую он еще мальчишкой видел на уроке закона божия.Монахиня поставила ее на мольберт и назвала чудом Господним. Класс тупо смотрелна рисунок и видел только бессмысленную, беспорядочную путаницу черного ибелого. Потом кто-то из детей в третьем ряду ахнул: «Там Иисус!» и отправилсядомой с новеньким Новым заветом и святцами в придачу. Ведь он был первым.Остальные уставились еще пристальнее, Джекки Торранс среди прочих. Один задругим ребята одинаково ахали, а одна девочка впала чуть ли не в экстаз,визгливо выкрикивая: «Я вижу Его! Вижу!» Ее тоже наградили Новым заветом. Подконец лицо Иисуса в путанице черного и белого разглядели все – все, кромеДжекки. Перепугавшись, он сильнее напряг глаза, но какая-то часть его «я»цинично думала, что остальные просто выпендриваются, задабривая сеструБеатрису, а часть была в тайне убеждена, что он ничего не видит, потому чтоГосподь счел его самым большим грешником в классе. «Разве ты не видишь,Джекки?» – спросила своим печальным приятным голосом сестра Беатриса. Он затрясголовой, потом притворился взволнованным и сказал: «Да, вижу! Ух ты! Это правдаИисус!» И все в классе засмеялись и захлопали ему, отчего Джекки ощутилторжество, стыд и испуг. Позже, когда все остальные, толкаясь, поднимались изцерковного подвала на улицу, он отстал, разглядывая ничего не значащуючерно-белую сумятицу, которую сестра Беатриса оставила на мольберте. Джеккиненавидел рисунок. Остальные притворились – так же, как он сам и сама сестра.Все это была большая липа. «Дерьмо, дерьмо чертово», – прошептал он себе поднос, а когда повернулся, чтобы уйти, то уголком глаза заметил лик Иисуса,печальный и мудрый. Он обернулся, сердце выпрыгивало из груди. Вдруг щелкнув,все встало на место, и Джек с изумлением и испугом уставился на картину, не всостоянии поверить, что не замечал ее. Глаза. На изборожденный заботой лобзигзагом легла тень. Тонкий нос. Полные сострадания губы. Он смотрел на ДжекаТорранса. Бессмысленно разбросанные пятна внезапно превратились в несомненныйчерно-белый набросок лика Господа-Нашего-Иисуса-Христа. Полное страха изумлениеперешло в ужас. Он богохульствовал перед образом Иисуса. Он будет проклят. Онокажется с грешниками в аду. Лик Иисуса был на картинке все время. Все время.

Сейчас, став на одно колено в солнечном пятне и наблюдая заиграющим в тени отеля сыном, Джек понял, что все это правда. Отелю понадобилсяДэнни – может быть, они все, но уж Дэнни – точно. Кусты на самом деледвигались. В 217-ом обитает покойница. В большинстве случаев эта женщина, можетбыть, всего лишь безвредный дух, но сейчас она активна и опасна. Ее, какзлобную игрушку, запустило странное сознание самого Дэнни… и его Джека. ЭтоУотсон говорил, что на площадке для роке один раз кого-то насмерть хватил удар?Или это рассказал Уллман? Все равно. Потом на третьем этаже произошло убийство.Сколько же давних ссор, самоубийств, ударов? Сколько убийств? Может, позападному крылу рыщет Грейди с топором, поджидая лишь одного: чтобы Дэнни завелего и можно было бы шагнуть за двери?

Опухшее кольцо синяков на шее Дэнни.

Подмигивающие, еле видные, бутылки в пустынном баре.

Рация.

Сны.

Альбом для вырезок, который обнаружился в подвале.

(Мидок, здесь ли ты, радость моя? Снова во сне бродила я…)Джек вдруг поднялся и швырнул снегоступы за дверь. Его била дрожь. Он захлопнулдверь и поднял коробку с аккумулятором. Та выскользнула из трясущихся пальцев(О Господи, что если я его разбил) и боком ударилась об пол. Джек раскрылкартонные клапаны и вытащил наружу аккумулятор, не страшась того, что, есликорпус треснул, из него может подтекать кислота. Но тот был целехонек. С губДжека сорвался тихий вздох.

Осторожно, как ребенка, Джек отнес аккумулятор к «Скиду» иустановил на место перед мотором. На одной из полок он отыскал небольшойразводной ключ и быстро, без проблем, подсоединил к аккумулятору провода. Тотожил, подзаряжать не было нужды. Когда Джек ткнул плюсовым кабелем в клеммуаккумулятора, раздался треск электрического разряда и запахло озоном. Закончивработу, Джек стал поодаль, нервно вытирая ладони о выгоревшую джинсовую куртку.Вот. Заработал. С чего бы ему не работать? Никаких причин, вот только снегоход– это часть «Оверлука», а «Оверлук» действительно не хочет выпустить их отсюда.Ни капельки. «Оверлук» до чертиков приятно проводит время. Тут тебе и маленькиймальчик, чтоб стращать, и мужик с женой, чтоб стравливать друг с другом, и,если правильно разыграть свою партию, все они могут кончить тем, что станутвитать в холлах «Оверлука» подобно невещественным теням из романа ШирлиДжексон. Что бы ни бродило по Хилл-Хаус, оно бродило в одиночестве. Но в«Оверлуке» одиночество никому не угрожает, о нет, общества будет предостаточно.Однако, у снегохода действительно не было причин не заводиться. Конечно, еслине считать того, что (если не считать того, что на самом деле ему все еще нехочется уезжать) да, если не считать этого.

Джек стоял и глядел на «Скиду», дыхание замерзшими струйкамивырывалось наружу. Ему хотелось, чтобы все оставалось так, как есть. Заходясюда, он не испытывал сомнений. Тогда он знал, что спуститься на равнину –неверное решение. Просто-напросто Венди напугалась буки, придуманногоистеричным мальчишкой. Теперь вдруг он сумел поставить себя на ее место. Как впьесе, в его проклятой пьесе. Джек перестал понимать, на чьей он стороне и какследует поступить. Стоило разглядеть в путанице черного и белого лик Господа,как все, туши фонари – невозможно было и дальше не замечать его. Прочие моглисмеяться, заявляя: «что это за бессмысленные грязные пятна, вы мне дайтестарого доброго Маэстро, картину, написанную титаном», но ты всегда будешьвидеть выглядывающий оттуда лик Господа-нашего-Иисуса-Христа. У тебя на глазахон одним махом обрел форму, и в этот потрясающий миг прозрения сознание иподсознание смешались в одно. Ты всегда будешь видеть его. Твое проклятие –всегда видеть его.

(Снова во сне бродила я…) Все было в порядке, пока Джек неувидел, как Дэнни возится в снегу. Вот кто виноват. Виной всему Дэнни. У него –«сияние», или как его там. Нет, не сияние. Проклятие. Будь они с Венди здесьодни, зима прошла бы очень приятно. Нечего было бы ломать голову.