— А что это? — спрашиваете вы.

— Это часть фактического, непередаваемого переживания цвета, которое я никогда не смогу вам описать, ибо вы не воспринимаете цвет от природы.

Данный пример подводит нас к определению «квалиа»: квалиа — это особенности состояния моего мозга, которые делают научное описание неполным — с моей точки зрения.

В качестве второго примера представьте себе разумных электрических рыб — таких же умных и развитых, как вы или я. Однако у них есть кое-что, чего нет у нас: они могут ощущать электрические поля с помощью специальных органов в коже. Подобно суперученому из предыдущего примера, вы можете изучить нейрофизиологию этой рыбы и выяснить, как органы по бокам ее тела преобразуют электрический ток, как эта информация передается в мозг, какая часть мозга ее анализирует и как рыба использует эти данные, чтобы спасаться от хищников, находить добычу и так далее. К сожалению, если бы рыба могла говорить, она бы сказала: «Неплохо, но вы никогда не узнаете, каково на самом деле ощущать электричество».

Эти примеры показывают, почему квалиа считаются по сути индивидуальными и почему проблема квалиа не обязательно носит научный характер. Вспомните, что ваше научное описание полное. Все дело в том, что ваш отчет неполон эпистемологически, ибо реальное переживание электрических полей или красноты вам недоступно. Для вас он навсегда останется отчетом от «третьего лица».

На протяжении веков философы полагали, что данный разрыв между мозгом и разумом представляет собой серьезную эпистемологическую проблему — препятствие, которое невозможно преодолеть. Так ли оно на самом деле? Препятствие еще не преодолено, но значит ли это, что его нельзя преодолеть никогда? На мой взгляд, в действительности нет никакого препятствия, нет великого вертикального разрыва между разумом и материей, субстанцией и духом. Я считаю, что этот барьер только видимый и что возникает он из-за языка. По большому счету, нечто подобное происходит при любом переводе с одного языка на другой[140].

Как данная идея применима к мозгу и изучению сознания? Я полагаю, что здесь мы имеем дело с двумя разными языками. Один из них — это язык нервных импульсов: пространственные и временны́е паттерны активности, которые позволяют нам видеть красный цвет, например. Второй язык позволяет нам сообщать об увиденном другим; это наш естественный устный язык, такой как английский, немецкий или японский — разреженные, сжатые волны воздуха, путешествующие между вами и слушателем. Оба — языки в строгом научном смысле этого слова: богатые информацией сообщения, предназначенные для передачи смысла. В первом случае смысл передается через синапсы между различными частями мозга, а во втором — по воздуху между двумя разными людьми.

Проблема в том, что я могу рассказать вам, слепому к цветам суперученому, о моих квалиа (моем опыте ви́дения красного) только устным языком. Однако при переводе потеряется самое главное — непередаваемый «опыт», который привычен мне, но неизвестен вам. Как бы я ни старался, фактическая «краснота» красного навсегда останется за гранью вашего разумения.

Но что, если я мог бы пропустить устный язык как среду общения и непосредственно соединить — например, нейронным кабелем — области обработки цвета в моем мозге и области обработки цвета в вашем мозге? (Как вы помните, у вашего мозга есть механизм для обработки цвета, но ваши глаза не могут различать длины волн, потому что в них нет цветовых рецепторов.) По кабелю цветовая информация попадает прямо из моего мозга в ваши нейроны, минуя стадию промежуточного перевода. Это надуманный сценарий, но в нем нет ничего логически невозможного.

Раньше, когда я говорил «красный», это не имело для вас никакого смысла, ибо само по себе употребление слова «красный» уже подразумевает перевод. Но если вы пропустите перевод и используете кабель, чтобы мои нервные импульсы поступали напрямую в вашу область цвета, тогда, возможно, вы воскликнете: «Боже мой, наконец-то я понимаю, что́ вы имеете в виду. Какие чудесные новые переживания!»[141]

Этот сценарий — наглядное опровержение идеи о непреодолимом логическом барьере в понимании квалиа. В принципе вы можете испытать квалиа другого существа, даже электрической рыбы. Если вы сможете узнать, что делает электроцептивная часть мозга рыбы, и каким-то образом перенесете это знание на соответствующие части вашего мозга со всеми сопутствующими связями, то да — вы испытаете электрические квалиа рыбы. Не будем вступать в философские дебаты о том, нужно ли для этого быть рыбой — они не имеют отношения к моим аргументам. В данном случае речь идет только об электрических квалиа — не о всей рыбе в целом.

Ключевая идея здесь заключается в том, что проблема квалиа мало чем отличается от трудностей, вытекающих из любого перевода, а потому нет необходимости приплетать сюда великое разделение между миром квалиа и миром материи. Существует только один мир с множеством переводческих барьеров. Если вы их преодолеете, проблемы исчезнут.

Все вышеизложенное может показаться заумными теоретическими рассуждениями, но позвольте мне привести более реалистичный пример — эксперимент, который мы на самом деле планируем осуществить. В семнадцатом веке английский астроном Уильям Молинью задался следующим вопросом: что произойдет, спросил он, если ребенка растить в полной темноте до двадцати одного года, а затем показать ему куб? Он поймет, что это куб? И вообще, что произойдет, если такой ребенок внезапно увидит обычный дневной свет? Он скажет: «Ага! Теперь я вижу, что́ люди подразумевают под светом!» Или придет в замешательство и останется слепым? (Чисто теоретически философ полагает, что зрительные пути ребенка не дегенерировали из-за депривации и что у него имеется интеллектуальная концепция зрения, аналогичная концепции цвета у нашего суперученого.)

На этот мысленный эксперимент можно ответить эмпирически. Некоторые несчастные рождаются с таким серьезным повреждением глаз, что никогда не видели мир: для них «зрение» не менее загадочно, чем электроцепция рыбы для вас. К счастью, сегодня мы можем непосредственно стимулировать небольшие участки их мозга с помощью так называемого транскраниального магнитного стимулятора — мощного генератора пульсирующего магнитного поля, который с определенной степенью точности позволяет активировать нервную ткань. Что, если стимулировать зрительную кору такого человека магнитными импульсами, тем самым минуя нефункциональную оптику глаза? Я могу представить два возможных результата. Испытуемый либо скажет: «Эй, я чувствую, как что-то щекочет мой затылок», либо воскликнет: «О боже, это потрясающе! Теперь я понимаю, о чем все вы говорите! Так вот что такое свет, цвет, вот что значит видеть!»