– Надо запустить два процесса поочередно, – тихо сказал Арно.

– Точно! – воодушевился Рудо. – Сначала сек-инверсара!

И на глазах «аудитории» и рюкзаки, и телефон вдруг начали пропитываться водой. Да не просто так, а словно наливаться ею изнутри, из середины наружу. Вода полилась на пол.

– Можно в принципе остановить все процессы, – продолжил белый волк, – но высыхание-намокание достаточно просты, я переведу один в другой…

– Погоди-погоди, – перебила его Карина, – я проверю кое-что… трамп-инверсара!

Ничего. Ни слов-облачков, ни результата.

– Чего ты хотела проверить? – удивился Рудо. Вода с резной табуретки уже лилась веселым ручейком и подбиралась к его кровати.

– Да так, – ответила девочка, – очень уж эти ваши словесные знаки на французский язык похожи. Sec – сухой, а инверсара – inverser, то есть запускать в обратную сторону. Ну, я логически дожала, что тогда эээ… антипромокание должно начинаться с trempe, то есть мокрый.

– О, точно, что-то в этом есть. Но знаки взяты из разных языков, и никакой логики в выборе. Название процесса «намокание» вообще вытащили из древнего всеобщего. Кмад-инверсара!

Карина как зачарованная наблюдала за водой, утекающей в обратном направлении – из-под кровати к табуретке, затем вверх, как на Аллее дождя. Потом вода непостижимым образом «впиталась» в вещи и пропала без следа.

Митька взял свой рюкзак и вытащил мобильник.

– Работает, – удивленно сказал он, – ну, в смысле, сети нет, конечно. Но включился. Можно музыку послушать. И селфи на память запилить.

– Это да, это обязательно! – обрадовался Арно.

Митька сосредоточенно хмурился.

– Слушай, Рудо, – сказал он наконец, – а что, лекарь не владеет этим самым инверсара?

– Владеет, конечно, – отозвался тот. – Просто на себе инверсара можно запустить очень быстро, на пациенте – медленнее. И личная сила лекаря важна. Но ваш лекарь – крутой знаккер. Не каждый сможет за два дня вылечить раны от знака хлыста, ну или от словесного тефуэтра. Ну что, пока вас в самом деле к учебе не припахали, может, пойдем купаться-загорать? Хотя я-то пока только загорать…

– А я, видимо, только купаться, – фыркнула Карина, соображая, следует ли рассказать Рудо о планах посещения Земли. – Потому что обгорю, как черт последний. Понятное дело, что меня всякими суперзнаками вылечат, но все равно неприятно.

Рудо снова удивленно вскинул брови.

– С чего это ты обгоришь?

Карина сунула ему руки прямо под нос. Бледная кожа, сплошь усыпанная веснушками.

– Как, по-твоему, рыжие люди загорают? Или у волков все не так?

– Рыжие-то понятно, как – обгорели и облезли. Но ты не рыжая, ты красная. Ты когда-нибудь получала солнечные ожоги?

– Э-эээ… нет, но я… – Как-то не хотелось подробно рассказывать, что примерно половину лета она всегда проводила взаперти. Если же солнечные дни случались в другой половине лета, то загорать Карине уж точно не доводилось.

Рудо внимательно поглядел на девочку, кивнул каким-то своим мыслям. И не стал выспрашивать, что должно было следовать за «но я…».

– На тетку, опять же, посмотри. Символьер Эррен, в точности как ты, в веснушках, просто она загорелая, вот их и не видно.

– Серьезно? Не, ну когда ты все рассмотреть-то успел?

Рудо вдруг покраснел.

– Не все, лицо только. Ну и руки…

Митька и Арно заржали.

– Спалился, ухажер-ухожор, – припечатал наследник благородного семейства Закараусов. – Ладно, фиг с ним, давайте выкупаемся. А потом извини, Рудо. Будем дела делать.

Дворец Ангелии Закараускас располагался на южной окраине Второго города луны, и две галереи сходились под острым углом прямо над открытым морем. Треугольная площадка их «стыка» не была огорожена, да вдобавок с одной из сторон этого треугольника ступени вели прямо в темно-бирюзовую воду. Но ребята и Карина ступеньки проигнорировали – прыгали в другую сторону, прямо в волны, которые были совсем не такими теплыми, как казалось. Купальника у Карины не было, поэтому она купалась прямо в платье, отцепив только Митькин невероятный пояс. А еще фотографировала и фотографировалась смартфоном до одури – в море, на ступенях, на галерее, с Митькой, с Арнохой, с Митькой и Арнохой… Мокрые волосы, тяжеленные, как пучки водорослей, почти тянули ее в глубину, и девочка дала себе сто тысяч обещаний отыскать хорошие шпильки, чтобы не пришлось стричься.

– О, ты переливаешься! – завопил Арно. – Ставлю на красный!

– Оранжевый! – заспорил Митька.

– Кирпичный, – со смехом присоединился Рудо.

– Фигу всем, персиковый. – Карина отбросила вьющуюся прядь за спину. – Вот с таким цветом у меня фоток нет, ну-ка…

Едва она щелкнула кнопкой камеры, делая селфи, как Арно подобрался к ступеням и коварно дернул ее за лодыжку. С писком, отчаянно размахивая руками, но не выпуская смартфон, девчонка кувырнулась в воду. Вынырнула, разумеется, отфыркиваясь и готовясь мстить.

– Арно, чокнулся, что ли? Опять телефону каюк!

– А ты вылезай и практикуй инверсара!

Не с первой попытки, но кмад-инверсара у Карины получилось весьма и весьма неплохо.

Рудо не купался из-за раненой руки. Он растянулся на прогретом солнцем каменном полу и смотрел в противоположную от моря сторону.

– Чего ты там высматриваешь? – спросила Карина, убедившись, что после обращенного вспять процесса намокания телефон по-прежнему исправен и фотографии сохранились.

Старший волк усмехнулся. В человеческих чертах проступило что-то волчье без всяких превращений.

– В этом городе живут мои родители. Но не во дворце – в простом квартале.

Да, вспомнила Карина, он отсюда родом. Это такой закон природы – белые волки рождаются во Вторых городах луны. Причем в Трилунье их белая масть хотя бы немного объясняется эволюцией – на таком солнце любым тварям иной масти сложнее выжить.

– Давно их не видел? – Этот вопрос, собственно, и вопросом-то не был. Она и сама знала, что давно.

– Десять лет, – ответил Рудо. – Они избавились от меня при первой возможности. Ну… простые люди, надо отнестись с пониманием. Папа законник в небольшой конторе, не знаккер никаким боком. Мама – учительница в школе для трехмерников. Сама она слабенький четырехмерник… И вдруг – бац! Родился сын – глубинная тварь. Они испугались. Не бери в голову, все это дела прошлые.

– Мои вроде не боялись, но тоже избавились при первой возможности, – махнула она рукой, – а папаша еще на мое бессмертие пасть разевает. Бессмертия-то не жалко. Помирать раньше времени неохота.

Рядом с Рудо плюхнулся Митька, разлохматил волосы, чтобы просохли.

– Пора закругляться, – сказал он. – Рудо, а ты знак, останавливающий процессы, знаешь?