– Мгм, как инверсара. Знаю, но применять могу от силы к десяти процессам. Научу, если хотите.

Карину осенило:

– Рудо, а можно омертвение как процесс за… заинверсарить? То есть вспять пустить?

– Нет, – грустно ответил тот, – омертвение, как, собственно, и смерть, процессы по природе своей необратимые. Жизнь была бы гораздо лучше, если бы было не так.

– Спорно, – заметил Митька и уставился в никуда, как с ним это бывало.

– А если остановить все до единого процессы в организме? – не отставала Карина. – Человек умрет?

– Если нормально все сделать, не через подхвостье, то никто не умрет…

– Я просто подумала, может, детеныши спрятаны на видном месте, просто процессы в них остановлены? И они для волчьей карты как бы мертвы.

Рудо поаплодировал, морщась от боли в раненой руке.

– Зачетная попытка, но – нет. Это не так. Кстати, я был в этом состоянии, когда процессы остановлены. Потом очень неприятно. Еще вопросы есть?

– Есть, – ответил Митька. – Если ты местный, то, может, есть идеи, где во Втором городе луны можно спрятать волчью карту?

Рудо задумался, забарабанил пальцами по полу. Превратил пальцы в волчьи, поскрипел когтями по мрамору.

– Разве что на «Мертвом острове». Ну, или в ячейке Банка Трилунья. Или в библиотеке Информаториума, или в любом дворце… Но скорее всего – на «Мертвом». Без меня не суйтесь туда, хорошо?

– Подумаем, – пообещал за всех Митька. – Лечи лапу свою.

– Нам обязательно снова в воду? – Карина кисло глядела на канал, из которого их выудили накануне. Она совершенно не возражала против купания, но необходимость промокнуть как-то не воодушевляла. Рюкзаки и зимняя одежда, приведенная в порядок с помощью все тех же вариаций на тему инверсара, были надежно упрятаны по глубинам рук, пальцев и ушей. С ушами – это Арнохе то ли повезло, то ли его угораздило.

– Не обязательно, если на тропу успеем встать, – хмуро ответил Карине Митька. – Я в прошлый раз не сообразил, сначала из окна выпрыгнул, – он указал рукой наверх. Его комната на третьем этаже окнами выходила на этот самый канал, – а потом уже вот этот поворот внутри уловил.

– Давай попробуем из другого места? – на всякий случай вякнула Карина.

– Ну что ты как маленькая? – строго сказал друг. – Как будто не знаешь, что открыть тропу можно только ночью, лучше всего при полной луне. Днем только на заранее открытую можно выйти. Ну что, все готовы? Если гончие нападут, Арно, мы тебя с двух сторон…

– Нет, подожди, – сверкнул Арноха своим бликом-искрой в глазу, – не н-надо меня с двух сторон. Я лев все-таки, п-пусть и недоделанный. Да и вообще драться умею. Не боись, Закар, я не дам себя загрызть. И вас тоже.

Митька коротко кивнул.

– Тогда пошли.

И, обернувшись волком, прыгнул вперед.

Карина последовала его примеру. Лунная тропа золотом и огнем обожгла глаза – вспыхнула в полуметре над поверхностью воды. Она – совсем не по-волчьи – вскочила на нее без разбега. Позади засопел Арноха. Волчьей ипостаси здорово хотелось жрать, поэтому присутствие мальчишки могло оказаться кстати. Но, к счастью, человеческий разум все чаще брал верх. Едва небо совершило кульбит и оказалось под тропой и лапами, волчица перекинулась обратно в девочку. Белый волк же не стал возвращаться в человеческую шкуру, наоборот, вздумал поиграть, как огромный щенок, и повалять Карину по той же тропе за неимением сугробов.

– Балбес, прекрати сейчас же! – Карина отпихнула ком нечесаного белого меха, и тот превратился-таки в парня.

– Ты заметила, насколько это Межмирье отличается от нашего? Ну, которое вокруг тропы между Третьими городами луны? Резаныч, ты вообще на той тропе не бывал, но поверь на слово, там все другое.

Арноха кивнул и вдруг всмотрелся куда-то вперед.

– Что случилось? – встревожилась Карина. Да и было от чего забеспокоиться. Лицо Арно словно белой краской залили, сверху вниз, от корней волос до шеи. Взгляд как-то нехорошо застыл.

– Там… там… – выдавил он, указывая вперед.

Карина и Митька уставились туда, где начинался клок странного ночного пространства со звездами, похожими на глаза. Прямо на середине тропы что-то лежало. Правильнее сказать, валялось…

– Мамочки… – выдавила Карина.

– Карин, не смотри, – отмер Арно.

А Митька, стиснув зубы, засопел.

На какую-то секунду Карине показалось, что дикобрыши добрались до Гедимина Витеньевича по полной программе и по частям перетащили его на тропу. Но то ли Шасть возмущенно запищала что-то ей в ухо, то ли это был просто голос разума. Ей стало ясно – это не князь. И это не живое существо. Уже не живое.

На негнущихся ногах она подошла к… останкам. Коричневая, почти мумифицированная рука, кусок грудной клетки с ребрами, пара невнятных костей и… большая часть черепа, растоптанного явно впопыхах.

– Это… – полушепотом начал Митька.

– Григорий, – выдохнула Карина, указывая на ошметки толстой ткани. Именно из нее была «пошита» юбка, получившаяся из его штанов в результате Карининого заклятия.

– Точно он? – спросил Митька.

– Угу. – Кроме ткани на это указывали остатки волос на черепе. Невнятно-русые, темные в странном освещении лунной тропы. А чтобы уж совсем увериться, Карина проглотила ком (кажется, все же не отвращения, а слез!) и села на корточки. Взяла кусок черепа в руки. Сквозь пальцы заструились чешуйки-песчинки, часть тела прямо-таки рассыпалась в руках. Она осторожно обнюхала череп. Ясное дело, она не запоминала запах Григория Аблярсова специально. Но ей довелось в волчьем теле вжимать его в рыхлый снег и мерзлую землю. А потом проходить сквозь его глубину уже будучи человеком. Тут не захочешь, а узнаешь запах из десятков других. – Он, народ, сто процентов. Это и есть необратимое, да?

– Инверсара не поможет, – чужим, деревянным голосом выдавил Митька.

– Значит, его в самом деле разорвали гончие? – Арноха был так потрясен, что даже не заикался.

– Я надеялась, что Клара и Люсия наврали. – Губы едва слушались Карину, голосовые связки тоже. Она положила череп обратно и теперь отряхивала руки, вытирала их о джинсы снова и снова. – Жесть какая! Я теперь понимаю, что за хрень такую творят гончие. Выпивая глубину и пожирая трехмерные тела. Фиг ли до конца-то не сожрали?

Голос сорвался, глаза затопило слезами, а нос – другими жидкостями. Митька неслышно подобрался и неловко облапил ее сзади за плечи. Она развернулась и ткнулась носом в его куртку.

– Ну ладно, ладно, не плачь, – неловко пробормотал друг.

– Уууыыы, – всхлипнула она, – так неправильно! Он нам-то, может, что-то типа врага был. Но по сути – урод больной, жертва папашки своего. И жил, как жертва, и умер… Это ж надо догадаться – собаки съели!!!