В вирт я попал поздно ночью. Бабка, как назло, долго не укладывалась, а я, между прочим, даже капусты её пожевал тушёной – она мне показалась самой безобидной со всего огорода.

И воды притащил. И помидоры полил вечером.

А она всё шаркала и шаркала по дому, потом ворочалась на своих пружинах и читала древнюю – бумажную, всю потрёпанную – как она сама, книгу.

Наконец, бабка захрапела, и я соскользнул с печи, будь она неладна.

Проскользнул в подвал, больше всего боясь, что заветная комната окажется заперта на семь замков. Или, что ещё хуже, вместо черноволосой красотки в просторной блузке меня встретит голограмма папаши с нотациями.

Ни того, ни другого не случилось.

Правда, и реки не было, и ярко-жёлтого луга тоже… Я стоял в темноте, посреди чистого поля. Под ногами стелилась трава. Над головой висела нереально огромная луна, поблёскивали звёзды. Я был один и…

Она стояла рядом. Только что – никого, и вдруг – стоит, коня на поводу держит. И глядит куда-то вдаль, меня не замечая.

– Эй, – хрипло окрикнул я. – А почему ночь?

– А что же сейчас, по-твоему? – засмеялась она, будто над дебилом.

Ладно, дурацкий вопрос, чего уж там.

– Понятно, натурализм, – буркнул я вслух и тут же приободрился. – Что ж, ночью даже лучше, она для того и…

– Идём, – бросила девица и зашагала с конём по полю.

– Э… Стой! – я кинулся следом. – Куда мы? Куда-то, где поуютнее? Так мне и здесь нравится. Да стой ты!

Обычно в виртах девицы выполняли все команды, даже если чего-то и не хотели особо. Программа так работала. Сказал: «Стой, не шевелись», – она и стоит, как прикованная, пока ей следующую команду не озвучишь. А наручники всякие – это так, для антуража. Я же, заказчик услуг, напротив, мог вмиг по своему желанию перенестись из точки «А» в точку «Б».

Здесь же – бежишь, бежишь за этой ненормальной, а ей хоть бы что…

– Да чего мы пешком-то прёмся? – не выдержал я. – А как же, там, скачка, скорость, ух?!

– Мы пришли.

Поле внезапно закончилось. Мы оказались у полуразвалившегося панельного дома в три этажа. Настолько ветхого и унылого, что бабкин домишко показался хоромами. Из-под порога высунулось нечто серое с усами и хвостом.

– Э… Что-то мне это совсем не нравится, – я отшагнул от лачуги. – Давай лучше в поле. Ну, хоть просто на коне покатаемся!

– Заходи.

И я зашёл, хотя и мутило меня от каждого шага. Хотелось оказаться где угодно, только не здесь, но ноги покорно шли и шли за девицей, по разбитым ступеням, пока не пришли на третий этаж к дверному проёму, занавешенному грязной тряпкой. Видимо так вирт-девки себя чувствовали, когда мы их всякое вытворять заставляли, да ещё и ржали. Но они же – добровольно. Им потом программа гонорар насчитывает. Не хотели бы – нашли бы себе другой заработок.

В квартире воняло, как в давно немытом туалете. Мелкие серые зверьки шныряли под ногами, ещё и попискивали нагло. А в углу тёмной комнаты что-то копошилось.

– Слушай, хватит с меня, а, – я с тоской покосился на дверь. – Я такого не заказывал, и вообще…

– Подойди.

И я подошёл.

В углу, скукожившись, полулежала на ветхих одеялах девчушка с веснушками и светлыми ресницами. И – абсолютно ясным, хоть и измученным взглядом. Я едва узнал её без вирт-прикида. Над ней суетилась высохшая женщина, непонятного возраста, видимо, мать. И – совсем мелкая девчонка.

За спиной мужской голос твердил, что «не так уж ей и плохо, справится. А не справится, я её сам сейчас высеку…».

– Она не может сегодня работать, – ровно сказала Неонила. – А её сестра слишком мала для такой работы. Хотя, есть, конечно, программы для особо важных клиентов… Но, к счастью, туда принимают далеко не всех дочерей…

– Но почему они не найдут другую работу?! – не выдержал я. – Почему отец не работает? Они же сами такое выбрали!!! Я что ли виноват…

И мы оказались на улице.

Я вздохнул полной грудью, отдыхая от вони. И только сейчас увидел, что таких полуразрушенных домов – с тёмными окнами без стёкол – тянется целый ряд.

– Что это за место такое? – заорал я.

– Третья полоса.

– Неправда! Там люди нормально живут.

– А почему они отправляют дочерей в вирт?

– Потому что мозги им отшибло. Больше ни на что не способны. Это все знают.

Неонила покачала головой. Ветер слабо развевал её волосы. И куда-то исчез конь.

– Всё было по-другому, – сказала она.

И мы тихо пошли по грязной улице.

– Что – всё? Давай хоть в поле вернёмся, тут воняет.

– Раньше на третьей полосе люди жили нормально. Да и третьи полосы были на всех материках, как вторые и первые, а не изолированы, как сейчас. Там не было богатых, но почти никто и не бедствовал.

– Пока не свалились хренокрылы!

– Пока одни не разучились чувствовать, а другие – не стали чувствовать слишком сильно. Последним нашлось место только здесь. На бывшей обочине. Не всем повезло с Заповедником.

– Вот эти – чувствуют? Да здесь папаша готов дочерей отдать на растерзание! Говорю же, крышу снесло.

– Ты прав. Настоящих чувств почти не осталось. Нигде. Сложно быть человеком, когда из всех чувств остаётся лишь голод и близость смерти.

– Съели бы папашу… – пробурчал я, а пальцы сжались в кулаки.

Если бы я знал, что девки – не добровольно… Что их посылают такие вот отцы… А может, дети уже нормальными рождаются? Просто свихнувшиеся родители им жить не дают? Почему тогда никто не вмешается?

Неонила остановилась, выразительно посмотрела в глаза.

– Я не сужу этих людей. И не оправдываю.

– А от меня ты чего хочешь? Чтобы я перестал ходить в вирт? Ну, допустим, перестану, что это изменит? Разве что, пацаны засмеют!

Неонила посмотрела куда-то мне за спину.

– Большинство из них уже не спасти. Большинство из вас…

Раздалось цоканье копыт.

– Это ведь была ты? Там, в вирт-подвале?

– Может я, может нет.

– Так ты пытаешься всех спасать? Разгоняя кнутом неугодных тебе?

Неонила подошла к коню, погладила гриву.

– Ты знаешь, какие у них защитные системы? – не унимался я. – Да они тебя враз поймают. Это они пока, от неожиданности… Знаешь, сколько жалоб уже поступило? Они тебя схватят и… уж не знаю, что тогда сотворят! – я и сам не знал, зачем ей всё это доказываю.

Ну, схватят, запихнут в программу для вип-клиентов с особыми запросами, мне-то что?

Неонила взлетела в седло.

– Кто