Мне до сих пор мерещился Ричард, в основном когда я начинал дремать. Я переносился в подвал. Кровь сочилась из-под дверцы шкафчика, я открывал ее и видел его внутри, раздавленного, сплющенного. Его наполовину разбитая голова была повернута ко мне, красные капли текли из носа, глаз и рта. Но он становился уже не единственным актером на мрачной сцене моих снов: Мередит и Джеймс присоединились к труппе в качестве моих любовников или врагов. Сцены с их участием были так хаотичны, что я не мог сказать, кто есть кто. Хуже всего было, когда они сталкивались друг с другом и даже не замечали меня. В драмах моего подсознания они, как насилие и сексуальная близость, стали взаимозаменяемы. Не раз я пробуждался от кошмаров, виновато вздрагивая, не в силах вспомнить, в какой из спален нахожусь, чье ровное дыхание я слышу в тишине.

А потом мне приснился тот самый сон.

Однажды ночью тяжелая печаль окутала меня, словно плащ. Я открыл глаза, уверенный, что она задушит меня, если я не сделаю этого. Первое, что я увидел, было мое «головокружительное» отражение, которое таращилось на меня с потолка сцены. Мои глаза были тусклыми, щеки ввалились, кожу испещряли зеленые отметины сходящих синяков.

Я приподнялся на локтях и увидел остальных. Александр дошел до конца Моста и сел, уставившись в пустой зал. Мередит стояла на краю сцены, глядя вниз, как прыгун, размышляющий о самоубийстве. Рен находилась в нескольких шагах позади, раскинув руки, она осторожно ставила одну ногу перед другой, будто канатоходец. Филиппа стояла возле левой кулисы и о чем-то перешептывалась с Камило.

Джеймса я нашел у зеркального задника: он вытянул руку и прижал ладонь к собственному отражению. Он пристально смотрел на себя какое-то время, глаза его в этом астральном свете казались застывшими и сланцево-голубыми. Затем он отвернулся, стиснул губы и сжал руку в кулак.

Я переступил с ноги на ногу, мои ботинки скрипнули по зеркальному полу. Джеймс поднял голову, поймал мой взгляд и слабо улыбнулся. Я оцепенел, боясь шевельнуться и потерять опору, соскользнуть с того, что удерживало меня на месте, и поплыть в пустоту космоса – бродячей, странствующей луной.

Наше первое представление «Лира» прошло достаточно гладко. Плакаты, выполненные в белых и темно-синих тонах, появились на каждой пустой стене кампуса и в Бродуотере. На одном из них Фредерик в белоснежных одеждах держал на руках Рен (она обмякла, как тряпичная кукла).

Надпись внизу гласила:

На другом плакате Джеймс в одиночестве стоял на Мосту с мечом в руке – яркое пятно во тьме. Несколько мудрых высказываний Шута было рассыпано среди отражавшихся под ним звезд.

Но «Лир» не вызвал среди студентов того же возбуждения, что «Цезарь», «Макбет» или рождественский маскарад. Разговоры в Деллехер-холле звучали приглушенно. Похоже, не только наша маленькая компания страдала от отсутствия Ричарда. Однако в ночь премьеры зал был полон. Когда нас вызвали на сцену после финала, мы выстроились в неровную шатающуюся цепочку на Мосту, а зрители вскочили на ноги одной океанской волной. Но громовые аплодисменты не сумели погрузить нас в эйфорию. Гвендолин сидела в первом ряду рядом с деканом Холиншедом, на ее щеках блестели слезы, в руке она комкала салфетку. Мы разошлись по гримеркам в удушающем молчании.

Мы перенесли традиционную актерскую вечеринку с пятницы на четверг. Мы были так измотаны, что сама мысль о тусовке после дневного спектакля и вечернего представления вгоняла нас в депрессию. Я был уверен, что никто из нас не испытывал особого желания устраивать вечеринки. В то же время мы отчаянно пытались притвориться, будто все в порядке – насколько это было возможно, учитывая, что Ричард мертв, – и демонстрировали свой «позитивный настрой» перед остальными студентами. Колин, «умерший» в третьем акте, взял на себя смелость поспешить в Замок до того, как опустится занавес, и приготовить все к нашему возвращению. Проявив некоторое уважение к недавнему семинару о вреде пьянства, мы купили лишь половину обычного объема спиртного, а Филиппа и Колин намекнули потенциальным гостям, что, если хотя бы в миле от Замка – или Александра – попадется какое-нибудь действительно запрещенное вещество, они чертовски дорого поплатятся.

Мы не торопились переодеваться после представления. Отчасти потому, что наши костюмы были сложными – их пошили в стиле французской Директории в оттенках синего, серого и сиреневого, – и отчасти потому, что мы, измученные бессонницей, слишком устали. Мы действительно вымотались. Александр похудел еще сильнее и без одежды казался только что спасенным узником концлагеря. Джеймс переоделся быстрее нас двоих, повесил костюм на плечики и молча покинул гримерку. Я предположил, что он пошел в туалет или решил взять воды, но он не вернулся. Когда мы с Александром выбрались в коридор, Джеймса там не было. Мы подождали минут десять, а затем решили, что он, наверное, в Замке.

– Ты уверен?

– Куда ж ему еще идти?

– Кто знает? Я устал гадать.

Для конца марта ночь выдалась холодной, дул порывистый безжалостный ветер. Мы поплотнее закутались в пальто и быстро направились к Замку, опустив головы. Ветер выл столь сильно, что музыку в доме мы услышали, только поднявшись на крыльцо.

В отличие от нашей последней вечеринки света в доме было мало – дорожку озаряло лишь тусклое желтоватое свечение, сочащееся из кухни и столовой, да в одном из окон библиотеки горела свеча.

Я открыл парадную дверь, мы с Александром вошли внутрь и двинулись в кухню. Странно. Только две бутылки были откупорены, большая часть еды осталась нетронутой.

– Который час? – спросил я.

– Уже достаточно поздно, – ответил Александр. – А где, вообще, народ?

В Замке, конечно, не было пусто, но и столпотворения не наблюдалось. Мы приняли несколько робких поздравлений от студентов, которые вошли в кухню, прежде чем туда заглянули Рен и Филиппа. Девочки переоделись в праздничные наряды, но все равно казались блеклыми: Филиппа была в шелковистом серебристо-сером платье, Рен – в нежно-розовом.

– Эй, – сказала Филиппа, повысив голос ровно настолько, чтобы ее можно было услышать сквозь гудящие из столовой басы (кто-то прибавил громкости, и музыка звучала гротескно радостно). – Хотите выпить?

– Не отказались бы, – заявил Александр. – Что там у нас припрятано?

– Выбор не слишком велик, особенно для тебя, – ответила Рен. – Оливер, у нас есть «Столичная».

– Вот и хорошо, – сказал я. – Кто-нибудь из вас видел Джеймса?