Нам объявили на собрании, что министр утвердил бесплатный стол для всех военных кадров, которые работают на платформе «Уранус», и что у нас не будут вычитать деньги за питание. Но приказ касается только кадров, «которые действительно работают».

Объявление оставило нас, очевидно, равнодушными, и нам попеняли за то, что мы не встречаем радостными возгласами эту «чудесную» весть. Нас обвинили в неблагодарности. По отношению к кому? По отношению к партии, конечно. Ведь мы же поедаем хлеб партии. Выхожу с собрания и направляюсь к стройке. Трудовой отряд собран перед бараками, и обсуждается случай одного младшего офицера, который допустил какое-то… не знаю, какое нарушение. Человек стоит перед личным составом и отвечает на вопросы подполковника:

– Ты признаешь, что виновен?

– Да.

– Ты признаешь, что своим поведением ты бросаешь вызов трудовому коллективу, в котором ты живешь?

– Да.

– Проси извинения у этого коллектива!

– Извините меня, – говорит старшина.

– Еще громче! Чтобы слышали и солдаты сзади!

– Извини-и-ите меня-а-а-а! – кричит протяжно, изо всех сил старшина.

Взгляд младшего офицера пуст, он ничего не видит перед собой. А я иду сквозь пыль стройки, как по лунному грунту. Вдалеке вижу проспект с длинным рядом фонтанов и вижу очертания лип и тополей, которые обрамляют его с одной и другой стороны. На дворе октябрь, и их листва уже приняла цвет золота. Многие из листьев облетели. Деревья привезли сюда уже выросшими и практически они были трансплантированы на этот участок. Вокруг них вбиты деревянные колья, к которым они привязаны стальной проволокой. И так они стоят, прикрепленные к этой земле, как будто те, кто привез их сюда, боятся, как бы в одну из ночей молодые деревья не разорвали свои путы и не сбежали из «Урануса» назад, в родные края. Когда дует ветер, они раскачиваются, будто пытаясь освободиться от проволоки. О Господи, я не видал еще более печального зрелища!

Я иду на стройку, и меня догоняет старший сержант.

– Товарищ лейтенант! Вас вызывает командир в его барак!

– Зачем? – спрашиваю удивленно.

– Не знаю.

Я возвращаюсь и направляюсь к 8-му бараку, поднимаюсь по железным ступенькам и стучу в дверь.

– Войдите!

В бараке сидят на стульях вокруг стола главный инженер Друмеза, майор Буреца, начальник штаба, и командир части. Все курят. Командир делает мне знак садиться.

Какое-то мгновение никто не произносит ни слова. Сонная муха жужжит у окна, за которым сгущаются сумерки, и слышится рокот экскаваторов. Потом командир меня спрашивает:

– Товарищ лейтенант, твой взвод на стройке?

– Да, товарищ полковник!

– Срочно передай взвод сержанту Хэдэряну Михаю и явись в Витан. Начиная с завтрашнего дня ты назначен начальником по кадрам.

Отвечаю машинально:

– Есть, товарищ полковник!

Я сразу осознаю масштабы этой перемены и ее последствия. С тех пор, как была учреждена наша часть, через должность начальника по кадрам прошли несколько офицеров: капитан Калишнюк, потом старший лейтенант Георгиу, который тоже долго не задержался на этой должности, будучи заменен капитаном Попеску. Потом начальник оказался недоволен и Попеску и освободил его с этого поста. С чего бы Михаилу думать, что я буду лучше, чем они? Необъяснимым образом я встаю и говорю:

– Начальником по кадрам, товарищ полковник?

Все трое многозначительно переглядываются между собой и Друмеза вздыхает:

– Господи боже мой! Этот еще тупее, чем те, вместе взятые!

Потом поворачивается ко мне и с раздражением говорит:

– Да, да, коллега! Да! Начальником по кадрам! А кем, ты думал, мы тебя назначим: кормилицей, пономарем?

– Нет. Не так, – спокойно урезонивает его Михаил, к моему великому удивлению. – Садись, товарищ лейтенант. Ну, давай разберемся. Пóра… как тебе сказать… Мы сталкиваемся в настоящее время с серьезными проблемами… У нас не хватает людей, чтобы закрыть все должности…

– То есть люди имеются, но они негодные, к дьяволу! – подскакивает Друмеза. – Негодные! Он капитан, а даже не знает, как его зовут. Как поручишь должность начальника по кадрам Попеску? Скажи! Партия поощряет умных людей.

Начальник штаба майор Буреца спрашивает меня:

– Пóра, какие должности вы занимали до сих пор?

– Командира взвода. Других не занимал. У меня нет опыта для работы начальником по кадрам, – пытаюсь я уклониться, понимая, что категорический отказ был бы крайне опасен и разворошил бы все осиное гнездо.

– Ну, а сейчас вы получите повышение. В звание капитана… то есть майора. Что скажете?

– …!?

– Пóра, – вступает в разговор командир, – партийный комитет ориентировался на тебя, и предложение принадлежит ему. В конце концов, ты знаешь, что должности в армии не выбирают. Ты назначен, и точка. Мы давно наблюдаем за тобой…

– Знаю.

– Да ладно… не прикидывайтесь дурачком… я не имею в виду… Партия, товарищ лейтенант, знает все! Итак, тебя предложили, и ты был назначен на эту должность. Твое назначение поступило вчера. И точка!

– …

– Ты что, не рад? – нервно набрасывается Друмеза. – Какого черта ты надулся как в воду опущенный?

– Есть! Я рад.

– Это хорошо, что ты рад, – говорит командир, подозрительно глядя на меня. – Но смотри. Не думай, что тебе будет легко. Фактически я даже не знаю, есть ли у нас личные дела?

– Есть несколько, их держит у себя десист[75], – говорит Буреца.

– Хорошо. Пóра, тогда попытайся как-то выйти из положения. Ибо положение очень сложное.

– Ах, мир полон дураков. Мы плохо кончим! – все так же раздраженно кричит Друмеза.

А я думаю про себя: «Это вы плохо кончите, а не мы!»

– Курите? Возьмите сигарету.

Командир протягивает мне пачку «Кента». Я беру сигарету и закуриваю ее. Пытаюсь спокойно проанализировать ситуацию и допустить, что люди, с которыми я говорю, могут быть откровенными, человечными, что они действительно во мне нуждаются, но не могу: что-то в глубине моей души сопротивляется, мой опыт командира взвода, который работал с людьми разных категорий, не дает сидящим передо мной никаких шансов, и через это я не могу перешагнуть. А они знают об этом, и мы сидим друг напротив друга, как неприятели, которые пытаются достичь перемирия.

– Партия, – продолжает командир, – должна сплотить свои ряды перед XIV съездом. Она хорошо знает, кто ее друзья, но не знает своих врагов. Потому что враги у партии существуют. И они действуют, – говорит командир, внимательно меня изучая.