А мне так и тянет сказать: «Единственные враги у партии – это вы», и меня забавляет мысль о том, что бы произошло, если б я громко сказал бы им об этом. Возможно, я избавился бы от должности начальника по кадрам, но во взвод я бы больше не вернулся. И возможно, даже домой…

– Они действуют даже на этой стройке. Поэтому мы должны быть бдительными, – повторяет командир, возвращаясь к своей навязчивой идее.

– Есть, – говорю я машинально.

И в глубине души радуюсь, что инстинкт меня не обманул: те, что сидят передо мной, ни откровенны, ни сентиментальны, это три гиены, которые ходят вокруг меня кругами с определенной целью.

– Хорошо. А теперь ступай и сдай свой взвод. Кстати, я уже известил Хэдэряна. Прими дела у капитана Попеску.

– Есть. Разрешите идти?

– До свидания и желаю успеха!

Выхожу, провожаемый их взглядами. Уже ночь. Выбрасываю сигарету «Кент» и достаю сигарету «Карпаць», закуриваю ее. Неисповедимы пути Господни. Чуть поодаль меня поджидает старшина Хэдэрян, с которым я здороваюсь за руку.

– Ты уже пришел?

– Да, – говорит Хэдэрян. – Я получил приказ еще два часа назад. Ждал вас.

– Люди на рабочих точках на разных отметках. Я получил взвод, когда вернулся из отпуска по болезни. Эти бойцы не мои, они были у лейтенанта Преда. Но люди хорошие. У тебя не будет с ними проблем.

– Знаю. Сколько у вас рабочих точек?

– Около шести. Это они тебе скажут. Смотри – уже спустились, думаю, что это они вон там. В этот вечер я только тебя им представлю и потом повезу их на Витан. Поезжай с нами, чтобы я показал тебе их спальни и главных по группам.

Люди уже построены.

– Внимание! – кричу я. – На месте вольно! Всем внимание, особенно главным по группам. Здесь, рядом со мной, находится ваш новый командир взвода, товарищ старшина Хэдэрян. С завтрашнего дня вы работаете под его командованием. Это очень хороший командир взвода, он уже шесть лет работает в народном хозяйстве, так что дело свое знает.

Солдаты переговариваются шепотом, и затем несколько человек одновременно спрашивают меня:

– А вы куда уходите, товарищ лейтенант?

– Не знаю, – отвечаю я. – Действительно не знаю. Таков этот мир и такова армейская служба, приезжаешь из одного какого-то места, готовишься уехать в другое, поезд подходит к станции, пассажиры садятся в вагон, раздается гудок, поезд трогается, колеса крутятся. Давайте попрощаемся, будем радоваться, что мы живы, а не погибли или не покалечились. С песней каменщиков, шагом марш!

Солдаты кричат испуганно:

– Товарищ лейтенант, возле дороги барак начальника. Мы проходим прямо перед ним!

– Знаю! Именно поэтому! Это мой приказ! Выполнять!

Взвод приходит в движение, подобно гигантскому змею, у которого вместо чешуи – каски, и песня победоносно взмывает над стройкой навстречу ночным звездам:

Вижу, как в темноте слева, где стоят бараки, возникает прямоугольник света, в котором появляются два силуэта, – знак того, что там открылась дверь, и кто-то слушает нас с порога.

– Громче! – приказываю я. – Ничего не слышу!

И голоса солдат взвиваются под самые звездные небеса:

Затем на фоне ночи появляются другие прямоугольники света рядом с первым, свидетельствующие, что открылись двери нескольких бараков. Несмотря на громкое пение солдат, слышу со стороны бараков смех и обрывки фраз, затем различаю лающий голос Друмезы, который кричит раздраженно: «Коллега, это не Пóра?» И чуть позже – голос Михаила: «Да. Это он».

* * *

Открываю дверь «кабинета по кадрам»: большая комната размером со столовую, посредине огромный стол, покрытый пылью, возле стены металлический шкаф с дверцами нараспашку, на стенах паутина, разбитые окна. У стола стоят два стула. На одном из них сидит капитан Попеску, который поднимается и протягивает мне руку:

– Добро пожаловать, Пóра. Я тебя ждал.

– С топором за спиной, – пытаюсь я шутить.

– Чепуха! Будь серьезен! Думаешь, я жалею, что ухожу отсюда?

– Так я думал. Боюсь, как бы ты случаем не покончил собой… не отравился…

Попеску прыскает от смеха.

– И что ты мне передаешь? – говорю.

– Мне нечего тебе передавать. А тебе нечего взять. Даже ключа от двери нет.

Капитан грустно улыбается. Я не понимаю – отчего. Говорю ему:

– Хорошо, но… меня послали, чтоб ты передал мне должность. Как начальник по кадрам, что я должен делать?

– Доносить командиру и Друмезе все, что можешь. Шпионить за ребятами, тянуть их за язык.

– Что?

– Можешь начать с меня. С того, что я тебе сейчас сказал.

Капитан натужно смеется.

– Думаю, что касается меня, их ждет сильное разочарование, – говорю я. – Знаешь, что я сделаю? Я лягу на этот стол, вот прямо в обуви, как сейчас, положу планшет под голову и буду спать, как я давно уже не спал.

– Не можешь, – улыбается Попеску.

– Почему?

– Да тебя же проверяют каждый час.

– Кто?

– Одни из соседних кабинетов. Другие – наушники командира. Входят, не стучась в дверь. И они им самим и поставлены, чтоб тебя проверять.

– Что проверять? Послушай, Попеску, это абсурд. Я понимаю: проверять меня, работаю ли я. А так – что проверять? Сижу ли я здесь на стуле, за этим столом? Что, братец, с этой проверкой? Они что, с ума все посходили?

– Время от времени наведывается и командир и спрашивает тебя о какой-то ситуации, требует какой-либо список младших офицеров, о ситуации с теми, кто под арестом. Кстати, ордера на арест заполняешь тоже ты. Командир их только подписывает.

– Ладно. А если, например, он потребует от меня составить список старших сержантов, где я его возьму? Где личные дела кадров? Где план развертывания части?

– У младшего офицера десиста, в кабинете напротив.

– В секретном отделе? Почему он держит их там?

– Чтобы ты их не смотрел. Фактически всю работу кадровика выполняет десист.

– Как это так? Начальник по кадрам не имеет права смотреть личные дела офицеров?