двинул прочь, на свое собрание. Я кинулась вслед, воскликнув:

— Это не то, что ты думаешь!

— Я вечно думаю что-то не то, — резко бросил он, не останавливаясь.

У меня перехватило горло. Я чувствовала себя беспомощной перед ситуацией, в которую по своей же вине влипла. Мои кулаки сжались. Я злилась на себя. Какая же я дура.

Оказавшись в столовой, я села рядом с Элли, которая вопросительно взглянула на меня. Я покачала головой, и она сочувственно положила ладонь на мою руку.

— Все в сборе?

Я повернулась к Эшеру. Стоя лицом к нам, он оглядел по очереди каждого члена своего семейства. Те коротко закивали.

— Хорошо.

Он пошел закрыть двери. Я нахмурилась.

— Кайл, — окликнул он кузена, — контракты у тебя?

Кайл кивнул, похлопав по документам на столе. Эшер попросил его раздать бумаги членам семьи. Все недоумевали, как и я.

— Это что такое? — поинтересовался дядя Гектор, разглядывая листок, врученный Кайлом.

— Был убит сын сенатора Брауна, и в деле всплыло имя нашей семьи, — начал Эшер, скрестив руки на груди. — Вам предстоит подписать гарантию для меня и для всех.

Он взял листок и прочел вслух:

— «Я беру на себя полную ответственность за свои действия, если будет установлено, что я являюсь убийцей Генри Брауна, погибшего вечером двадцать второго мая. Я подтверждаю, что убийство Генри Брауна не связано с деятельностью нашей семьи и не явилось результатом приказа, отданного Эшером Скоттом». Благодарю за подпись…

— Никто из наших его не убивал! — воскликнул Ричард, отец Шона.

— Я не испытываю к вам ни малейшего доверия, поэтому подпишите, не будем терять время, — фыркнул Эшер, возводя глаза к небу. — Я не знаю, почему всплыло наше имя. Зато знаю, что не хочу разбираться с косяками одного из вас. Эти контракты будут сожжены, как только найдется настоящий виновный, и никто, кроме присутствующих, о них не узнает. Итак, дамы и господа, если вы не имеете отношения к убийству… подписывайте.

Мать Бена подписала, как и женщина рядом с ней. Краем глаза я увидела, что Кайл, Элли и другие кузены, которых я не знала, тоже расписались. Ричард поставил подпись, брюзжа, а Гектор хмуро смотрел на листок, держа ручку.

Сиенна бросила взгляд на отца, прежде чем тоже подписать. Наконец и Гектор чиркнул по бумажке.

Кайл собрал подписанные контракты и передал их Эшеру, который заявил:

— А теперь, когда все подписали, у меня есть один вопрос. Но предварительно я должен попросить Элли и Эллу покинуть помещение.

Элли кивнула и встала. Я следом за ней, не очень понимая, что он задумал.

— Эшер не хочет, чтобы мы слишком много знали об этом деле, — объяснила Элли, когда за нами закрылась дверь. — Это может быть опасно для нас самих. Мы не Скотты, у нас нет тех же привилегий. Он наверняка задаст им вопросы о личности убийцы, и лучше нам держаться подальше от этой истории.

Я с любопытством спросила:

— А почему Кайл не предложил мне подписать контракт?

— Потому что ты не работаешь на сеть, а значит, если ты совершила убийство, сеть здесь ни при чем. Я невольница Бена, который, кстати, тоже подписал контракт, как и Киара.

Я вздохнула. Я не могла дождаться конца собрания, я должна была встретиться с его гневом, который рано или поздно рванет.

— Тебе удалось с ним поговорить?

— Нет…

Прошел почти целый час, прежде чем дверь большой столовой снова открылась. С бьющимся сердцем я в тысячный раз повторяла слова, которые репетировала все это время.

Эшер, я хотела узнать, как у Шона дела, и сказать ему правду, ничего больше. Я соврала тебе, потому что боялась твоей реакции… Я хотела сказать ему правду, ничего больше. Я соврала тебе, потому что боялась твоей реакции…

— Картер, идем? — спросил Кайл, выведя меня из задумчивости.

Мой взгляд упал на Эшера, который тоже выходил из столовой. Суровым кивком он велел мне следовать за ним. Еще раз попрощавшись с Элли и Кайлом, я вышла из резиденции Роберта Скотта и направилась к машине его сына.

Я залезла в салон, и Эшер тронулся с места, не сказав мне ни слова.

— Эшер…

— У меня нет желания разговаривать.

Я теребила пальцы, с ужасом прикидывая его возможные реакции. Перебрала кучу сценариев, и все они заканчивались одинаково: он говорит, что напрасно вернулся ко мне. От этих жутких мыслей тоскливо сжималось горло.

С одной стороны, я понимала его отношение к моему вранью, но с другой — оно меня злило, потому что Эшер даже не дал мне объясниться.

Через несколько бесконечных минут в ледяном молчании мы приехали домой. Я открыла дверь и зажгла свет. Услышала, как закрылась входная дверь, и сделала глубокий вдох, прежде чем повернуться к нему.

— И долго ты собираешься молчать?

— А ты долго собиралась мне врать? — выплюнул он вместе с убийственным взглядом.

— Это действительно не то, что ты думаешь.

— Хватит уже! — насмешливо фыркнул он, стаскивая кожанку. — Это всегда не то, что я думаю, пока в один прекрасный момент не становится именно тем, что я думаю. Старая песня, я выучил ее наизусть, Элла: ты не первая, которая со мной такое прокручивает, и уж точно не последняя.

Я старалась как могла сохранять спокойствие. Ни в коем случае нельзя было сорваться — тогда он разозлится еще больше.

— Ладно, тогда что же ты думаешь?

Я поморщилась, услышав его язвительный смех. Он взбесился не на шутку.

— Я думаю, что ты держишь меня за идиота, Элла! Видишь ли, я не понимаю, почему ты ему позвонила и почему соврала мне.

Его кулаки сжались.

— Я звонила узнать, как у него дела и…

— ЧТОБЫ ЧТО СДЕЛАТЬ, МАТЬ ТВОЮ?

От его вопля у меня сердце чуть не выскочило из груди. Ну вот гнев и рванул. Этого было не избежать.

И хотя я не подала виду, меня обуял ужас.

— Потому что он мой друг! — попыталась я защититься. — Ты что, и правда устраиваешь сцену, потому что мне захотелось узнать, как у него дела? Прости, что я тебе соврала, каюсь, но я не буду извиняться за то, что попыталась вести себя по-дружески.

Он ошеломленно посмотрел на меня:

— Твой друг? Правда? Друг, который хочет тебя трахнуть…

— Нет! — устало перебила я. — Прекрати…

— ТВОЮ МАТЬ, ЭЛЛА, ТЫ ДЛЯ НЕГО ПУСТОЕ МЕСТО, ПОНЯЛА? — снова взорвался он. — Ему тоже начхать на тебя, а ты хочешь узнать, как у него дела?

«Ему тоже».

Горло сдавило еще сильнее. Его слова ранили меня в самое сердце, и мое хладнокровие дало трещину.