двору, и Екатерина написала, что она должна смягчить свою религиозную политику «таким образом, чтобы ее подданных не сподвигали к восстанию, а ее соседей к поддержке их восстания». Жанне советовалось позволить своим подданным «всем жить в свободе совести и отправлять свои богослужения, никого не принуждая». Эдикт Жанны от февраля 1564 года разрешил и католические, и протестантские богослужения, а также амнистировал все религиозные преступления, которые не попадали под определение lèse-majesté (измена и оскорбление монарха).

Жанна д’Альбре не торопилась подчиниться вызову Екатерины Медичи ко двору; в конце концов, ей требовалось организовать управление владениями на время ее отсутствия. Однако весной 1564 года сама Екатерина собралась, взяв с собой двор и сына, в поездку по Франции, которая продлится более двух лет; 10 000 человек в путешествии в течение 27 месяцев были экипированы всем от портативных триумфальных арок до передвижного зоопарка. В начале июня Жанна наконец присоединилась к королевской поездке в Маконе, ее тоже сопровождали 300 всадников и восемь кальвинистских священников. С самого начала ее бескомпромиссность не подлежала сомнению.

На следующий день после прибытия Жанны, когда под ее окнами проходила процессия по случаю католического праздника Тела Господня, члены ее свиты отпускали непристойные высказывания. Несколько дней спустя в Лионе она посещала гугенотские проповеди, взяв с собой сына, пока раздраженная Екатерина не прекратила кальвинистские службы и не забрала сына Жанны Генриха обратно в свои руки, поклявшись, что отрубит голову каждому, кто не посещает мессу. Однако поездка королевского двора в некоторой степени произвела объединяющий эффект, на который надеялась Екатерина, и в Лионе было проведено совместное шествие детей католиков и протестантов, чтобы отметить наступившее религиозное согласие.

В течение долгой поездки Жанна д’Альбре много раз просила позволить ей вернуться в свои земли и взять с собой сына. Ее просьбу отклоняли, Генрих продолжит следовать с королевским двором. Жанне в качестве компромисса дали указание ехать в Вандом; тоже ее владение, но ближе и в феодальной зависимости от французской короны.

Даже в Вандоме разгорелся конфликт между назначенными Жанной кальвинистскими заместителями и королевским доверенным лицом, которого протестанты обвиняли в гонениях на них. Однако Жанне пришлось оставаться в таком окружении несколько месяцев. Никто не хотел, чтобы она стояла на пути намечавшейся встречи в Байонне, на испанской границе.

Там Екатерина Медичи надеялась снова увидеть свою дочь Изабеллу – долгожданная личная и насущная дипломатическая встреча. Однако Филипп Испанский, раздосадованный толерантной религиозной политикой Екатерины, не только отказался сам ехать на встречу, но и отказал в разрешении отправиться туда своей жене, если там будут присутствовать Жанна д’Альбре и Конде; не желая, как он выразился, чтобы его супруга встречалась «с бунтовщиками и разжигателями бунтов».

Эта встреча была большим дипломатическим спектаклем и, несомненно, редким личным удовольствием и для Екатерины Медичи, и для ее дочери. Однако даже здесь наблюдался конфликт интересов. «Какой испанкой ты стала, моя дочь», – сказала Екатерина Изабелле, отмечая, что дочь приняла не только испанское платье и манеры, но и взгляды Филиппа. Филипп отправил со своей супругой герцога Альбу, печально известного сторонника жесткого курса в политике и ревностного католика, чтобы заставить Екатерину ужесточить меры против гугенотов. Он не смог добиться от нее желаемого, но сам факт, что Екатерина встретилась с ним, лидеры гугенотов восприняли как тревожный знак.

Сразу после встречи в Байонне Екатерина Медичи, как обычно, снова принялась успокаивать протестантских вождей. Летом 1565 года Жанне позволили уехать из Вандома в Нерак (столицу герцогства Альбре, давшего ей ее имя) и там встретить королевский двор на обратной дороге. Екатерина убеждала Жанну вернуться в католическую веру; Жанна использовала время, чтобы представить своего сына Генриха главным гугенотам. Когда королевская поездка наконец завершилась в Париже в начале лета 1566 года, Жанна д’Альбре была в свите, но (так сетовал испанский посол) по-прежнему оставалась непреклонной.

Летом 1565 года Мария, королева шотландцев, вышла замуж за своего родственника лорда Дарнли. То, что последовало, – одни из наиболее известных событий в британской истории, катастрофическая череда происшествий и ошибок. Была ли Мария Стюарт, подобно Жанне д’Альбре, бунтарем против того, что окружавшие ее люди считали законным порядком? Была ли она влюбленной дурочкой? Или она делала все, что могла, чтобы держать управление страной в собственных (и мужа) руках, пусть ее игра и оказалась ошибочной? С самого начала мнения современников категорически расходились.

Когда Мария Стюарт встретила и, судя по всему, сразу влюбилась в Генри, лорда Дарнли, она, казалось, соответствовала стереотипу, который использовал Джон Нокс для дискредитации всей идеи женского правления: поглупевшая от любви, жертва необузданного сладострастия. Она сказала английскому послу Рандольфу: «Принцы во все времена не имели собственной воли, но мое сердце неизменно принадлежит мне». Восемнадцатилетний Дарнли был высок (выше 1,8 м самой Марии), изящен, опытен в боевых искусствах и образован: все это придавало ему внешний лоск аристократической любезности, какой бы обманчивой она ни оказалась в будущем.

40

«Достоинство и любовь плохо сочетаются друг с другом»

Шотландия, 1565–1567 гг.

В феврале 1565 года, когда Мария отправилась встречать Дарнли на шотландское побережье, у будущей любовной истории существовал особенный подтекст. Английский парламент возражал против притязаний Марии на трон Англии на основании того, что она иностранка, а также женщина и католичка. Однако если она сможет объединить свои права с правами урожденной англичанки Маргариты Дуглас, дочери Маргариты Тюдор и матери Дарнли, или с правами ее сына, это станет совсем другой историей.

Возникает вопрос, почему же Елизавета Тюдор согласилась позволить Дарнли и его отцу Ленноксу отправиться в Шотландию, когда они просили разрешения год назад. Правдоподобная причина состояла в том, что Ленноксу требовалось управлять своими шотландскими владениями, но Елизавета явно должна была предполагать, что может произойти. Идея брака Марии с Дарнли родилась на свет давным-давно. Возможно ли, что Елизавета намеренно подносила Марии отравленную чашу, зная, что Дарнли станет для нее худшим из мужей?

Именно сама Елизавета Тюдор (непреднамеренно или умышленно) санкционировала этот роман. Мария Стюарт настаивала на каком-либо определенном решении Елизаветы относительно ее места в линии наследования английского престола. В середине марта ответ Елизаветы прибыл: «Ничего не будет определено, пока Ее Величество (Елизавета) не выйдет замуж или официально не объявит о своем решении никогда не вступать в брак». Неудивительно, что английскому послу Томасу Рандольфу понадобилось два дня, чтобы собраться с силами для передачи такого послания.

Несколько недель Мария и Дарнли открыто оказывали друг другу знаки внимания. Когда лорд заболел, Мария даже, презрев правила приличия, сама за ним ухаживала. Когда Елизавета прислала приказ, отзывающий Леннокса и Дарнли в Англию, Мария распорядилась, чтобы они оставались в Шотландии. Решимость Марии укрепила поддержка Франции и