— Ах, Михаил Васильевич! — вскричал он, — вы обижаете меня, думая, что какие-нибудь расстояния могут меня устрашить… Повторяю вам, я всей душою люблю m-lle Елену и готов ради неё идти хоть на край света, если бы это понадобилось.

— Даже на Луну? — спросил старый учёный, смотря на своего собеседника взглядом, в котором горел странный огонь.

Если бы Гонтран заметил загадочную перемену, происшедшую во всем виде профессора Осинова при этом вопросе, он обратил бы более серьезное внимание на его слова. Но, всецело занятый мыслью о Леночке, молодой человек пропустил их мимо ушей и воскликнул, поднимая руки к небу:

— Найдется ли где-нибудь человек достаточно отважный, чтобы победить эти безграничные пространства, проникнуть в эти неведомые миры?! Если бы рука Елены была наградою мне, я пошел бы к этому человеку и просил бы его взять меня своим спутником… Я доказал бы, что миллионы, биллионы, триллионы верст ничего не значат для моей любви!..

Произнося эти одушевленные слова, граф Фламмарион, со своим гордым видом, мужественной осанкой, блестящим взором — был действительно прекрасен.

Старый ученый не вытерпел, бросился к нему на шею и едва не задушил в своих объятиях.

Удивленный Гонтран не знал, чему приписать такое бурное излияние чувств со стороны своего будущего тестя.

— Михаил Васильевич, — проговорил он, когда старый ученый перестал наконец его обнимать, — могу ли узнать…

— Как! — воскликнул профессор, — не сказали ли вы сейчас, что за рукой Елены отправитесь хоть на Луну?

— Да, но ведь для этого надобно, чтобы m-lle Елена была на Луне…

Тогда, скрестив руки на груди и вперив в Гонтрана пылающий взгляд, старый ученый произнес:

— А что вы скажете, если этот смелый человек, о котором вы сейчас упомянули, найдётся… Если он готов взяться за выполнение трудной задачи — проникнуть, в неведомые миры?..

Молодой дипломат испуганно посмотрел на Михаила Васильевича, думая, не рехнулся ли старик, увлеченный страстью к астрономии.

— Да, — продолжал последний, — если бы, после двадцатилетнего упорного труда, непрерывных научных занятий, целого ряда опытов и наблюдений, я убедился бы в возможности на деле осуществить то чудесное путешествие, о котором мечтали столько философов и поэтов… если бы я сказал: "я отправляюсь в путешествие по звездной пустыне; кто любит мою дочь, последует за мной", — что бы вы мне на это ответили?

ГЛАВА V

Сошел ли с ума старый профессор? — Михаил Васильевич угадывает мысли Гонтрана. — Проект старого учёного. — Пушка и «еленит». — Молодой дипломат дает свое согласие. — Объяснение загадочных действий отца Леночки. — Профессор Шарп. — Обратный путь. — Телеграмма. — Кто такой Пализа? — Гонтран соглашается сопровождать Михаила Васильевича в Вену.

Услышав дикий, — как ему казалось, — вопрос Михаила Васильевича, Гонтран окончательно решил, что старик помешался. Зная, что сумасшедшие не терпят возражений, и даже самые тихие из них, встретив противоречие их идеям, впадают в неистовство, — молодой человек без колебания отвечал старому ученому:

— И вы еще спрашиваете меня об этом, дорогой профессор, после всего, что я сказал вам ранее?!.. Вы спрашиваете, последую ли я за Еленой Михайловной на Луну?!.. Не только на Луну, но с радостью готов отправиться даже на солнце.

— На солнце мы будем потом, а сначала следует достигнуть Луны, — сухо ответил отец Леночки. Затем, вперив проницательный взгляд в лицо графа и угадывая его мысли, он продолжал:

— Послушайте граф, ведь вы сейчас, в эту минуту, считаете меня сумасшедшим, — неправда ли? Вы думаете: "Вот рехнулся старик… Но, кроме мании, у него красавица-дочь… Так будем ему поддакивать, чтобы заполучить последнюю"… Так ведь? Признайтесь.

Гонтран хотел протестовать, но Михаил Васильевич не дал ему говорить.

— Нет, любезный граф, — энергично произнёс он, — не сумасшедшего вы видите перед собой… Все, сказанное мною сейчас, совершенно серьёзно. Я нарочно пригласил вас сегодня сюда, чтобы вы убедились собственными глазами, что предполагаемая известной школой астрономов неспособность Луны быть обитаемой, вследствие отсутствия на ней атмосферы, на самом деле не существует… А раз присутствие на Луне атмосферы доказано, что же оставалось мне для полного осуществления задачи, разрешению которой я посвятил всю свою жизнь? — Только найти способ перелететь пространство, отделяющее нас от Луны. После нескольких лет упорного труда я выработал наконец проект гигантской пушки и только что перед вашим приходом сделал последний опыт над изобретённым мною особым порохом, сила которого достаточна, чтобы послать снаряд до самой Луны… Все это я в подробности покажу вам… Итак, Луна способна к обитанию, и я нашел средство достигнуть ее… Что вы на это скажете?

Старый учёный говорил спокойным, уверенным тоном, и нисколько не походил на помешанного. Но Гонтран думал иначе, ему казалось, что это спокойствие — перед бурей, и он решил предотвратить взрыв ярости у своего несчастного собеседника. Поэтому жених Леночки сделал вид, что принимает слова Михаила Васильевича всерьез.

— На вашем месте, уважаемый профессор, — отвечал он, — я не занимался бы так много Луною, телом известным, хорошо изученным… Я обратил бы свои взоры на планету менее известную, но по своим свойствам более похожую на Землю. Почему, например, нам не подумать о путешествии на Марс?

Лицо старого ученого просияло.

— Ах, мой друг, — радостным тоном проговорил он, — я вижу, вы вошли во вкус моего предложения, ваш ум жаждет приключений… Но всему своё время… Сначала следует достигнуть Луны, так как мой порох слишком слаб, чтобы перенести нас за миллионы вёрст на другие планеты.

Михаил Васильевич говорил все это самым натуральным голосом, и только в последних словах его прозвучало сожаление.

— Но в таком случае, — также серьёзно спросил Гонтран, — как мы будем продолжать наше путешествие? Разве мы должны остаться на Луне?

— Зачем? — Да если ваш порох недостаточен, чтобы перенести нас далее… — Тогда мы на самой Луне найдем средства продолжать наше путешествие, — с таинственной улыбкой отвечал отец Леночки.

— Ну, если так, то прекрасно, — согласился молодой дипломат, думая между тем про себя: — Бедный старичок… Как разумно и логично он говорит… Никто не подумал бы, что этот светлый ум одержим тяжким страданием… Не нужно противоречить ему… — Затем Гонтран продолжал вслух:

— Но скажите пожалуйста, дорогой Михаил Васильевич, почему вы с такой таинственностью пригласили меня сюда? Ведь ваш проект совершенно законен, — о нем можно говорить вслух, никого не опасаясь.

При этом вопросе лицо профессора мгновенно омрачилось, брови нахмурились, и он ответил:

— Люди завистливы, мой дорогой друг… Я уверен, что за мной следят, шпионят, хотят проникнуть в мою тайну… Среди ученых, моих