Мазур оглянулся на Ольгу – глаза у нее стали круглыми, слица даже пропала всякая тревога.

Кузьмич сдернул картуз и перекрестился на церковь – лицостало невероятно серьезным, и с т о в ы м. Так иесть, сказал себе Мазур – раскольничье двуперстие. И парни, и возница, следуяпримеру Кузьмича, клали размашистые крестные знамения – опять же двуперстием,видно было, что это не игра, это всерьез. Мазур поймал недоуменный взглядОльги, слегка пожал плечами. В голове был полный сумбур и ералаш. Староверскийскит? Но как с ним увязать все остальное – тот вертолет, несомненный аэродром?Секта какая-нибудь?

Даже сейчас в тайге есть деревни, последние сто лет неподчинявшиеся никакой власти. Их не смогли найти даже в самые лихие годысоветской власти, отыскали лишь в семидесятые, когда началась массированнаяфотосъемка со спутников – и, как втихомолку растолковали в свое время Мазуруколлеги из смежных служб, оставили в покое. Не стоили они трудов поприсоединению их к союзу нерушимому республик свободных, проще былопритвориться, будто их нет, благо к диссидентам не примыкали и с зарубежнымирадиоголосами связей не искали. Один Карп Лыков, бедолага, Робинзон таежный,угодил под прицел журналистов, отчего и помер – но он-то жил в относительнодоступных местах, на Малом Анзасе...

Что же, очередные робинзоны? С подручным вертолетом исовременным оружием? И спутниковыми антеннами? А на какие шиши, простите,куплено? Все-таки прииск?

Накатанная колея упиралась в широкие ворота – столбы ихувенчаны крохотными теремочками с острыми крышами, вдоль поперечного брусатянется карниз из затейливо вырезанных дощечек. И над воротами ленивотрепыхается под легоньким ветерком чрезвычайно странное знамя: на зеленом фоне– идущий черный медведь, а над ним – золотая корона. Это еще что за геральдика?Единственный аналог – флаг штата Калифорния, но там совсем другие цвета и,разумеется, нет короны...

Донесся лай собак.

Возница, запрокидываясь назад, натянул вожжи, и лошадьнетерпеливо заржала.

– Вот и прибыли, благословясь, – облегченно вздохнулКузьмич. – Будьте, гости дорогие, как дома...

Мазур с намеком пошевелил руками.

– Подождешь, душа моя, – сказал Кузьмич твердо. –Всему свой черед, и время всякой вещи под небом... Э нет, ты уж сиди, завезутвнутрь, как барина...

Приоткрылась калитка, высунулась бородатая физиономия вчерном картузе и тут же спряталась назад. Внутри захлопотали, проскрежеталочто-то длинное – видимо, вынимали брус. И тут же распахнулись обе створки.

Повозка проехала во двор – и двое мужиков, одеждой ничуть неотличавшихся от конвоиров и Кузьмича, шустро кинулись захлопывать ворота. Уобоих на плече висели карабины – определенно австрийские «Стейр-Манлихер»,хозяин не скуп...

Их прибытие не привлекло к себе ни малейшего внимания –вооруженные привратники, захлопнув ворота и задвинув брус в железные петли,удостоили лишь мимолетного взгляда, а больше никого и не появилось. Только двалохматых здоровенных пса добросовестно рвались с цепей, захлебываясь лаем.Стояла полная тишина, если не считать собачьего гавканья, голубело безоблачноенебо, сияли орлы над главным теремом – теперь, вблизи, Мазур рассмотрел, чтоего окна покрыты яркими, многоцветными витражами в стиле русских миниатюр изрукописных книг.

Повозка проехала мимо, к башне, сложенной из цельныхстволов, соединенных железными скрепами, – сразу и телега, и люди сталикрохотными рядом с исполинским сооружением высотой в добрую сотню метров.Совсем рядом с башней стояло строение, больше всего напоминавшее старинный купеческийлабаз: стены из толстых бревен, пара крохотных окошечек, забранных надежнымирешетками. Крыша, правда, под стать общему стилю изукрашена деревяннымкружевом, а ее острый гребень увенчан кованым флюгером в виде волка с разинутойпастью.

Возница натянул вожжи, и повозка остановилась. Тут жесоскочили верзилы, неспешно, покряхтывая, слез Кузьмич, кивнул Мазуру:

– Спрыгивай, голубь. Прибыли.

Мазур спрыгнул, поддержал плечом Ольгу, соскочившую следом ина миг потерявшую равновесие. Кузьмич чуточку издевательским жестом выкинулруку:

– Приглашаю проследовать, милые. Хоромы не особенно барские,но так уж жизнь устроена, что каждому свое место отведено...

Он первым поднялся на крыльцо, невысокое, в три ступени,распахнул тяжелую дверь, обитую фигурными коваными полосами. За ней оказалсякороткий коридор: с одной стороны – глухая стена, с другой – три двери сполукруглым верхом, запертые на огромные черные висячие замки. Освещалсякоридор ярко, тремя электрическими лампами. В дверях имелись закрытые заслоночкамиокошки, больше всего напоминавшие тюремные «волчки». С табурета в дальнем концешустро вскочил еще один ряженый, тоже молодой, поставил карабин в угол, сорвалкартуз и проворно раскланялся:

– Наше почтение, Ермолай Кузьмич...

Самое интересное – все это ничуть не выглядело комедией напублику. Ряженые вели себя естественно и непринужденно, это были ихб у д н и, повседневная манера общения. Видно, что привыклик этой одежде и к оружию, постоянно находившемуся под рукой...

Кузьмич покровительственно кивнул. Прошелся вдоль дверей,указательным пальцем трогая замки – тоже смахивает на устоявшуюсяпривычку, – поскрипывая сапогами, остановился перед караульщиком:

– Как жизнь идет?

– Как ей идти? – угодливо подхихикнув, пожал плечами караульный. –По-накатанному, Ермолай Кузьмич, совершенно, я бы сказал, благолепно – нималейшей вам шебутни и истерик. Вот что значит вовремя поучить уму...

Он замолчал, остановленный ледяным взглядом старика, снялкартуз вовсе и вертел его в руках. Косился на Мазура и Ольгу, но вопрос задатьне решался. В конце концов, Кузьмич распорядился сам:

– Отпирай занятую, Ванюша. В одиночестве новым гостямдорогим скучно, может, и не будет, зато прижившиеся наши гости скучать будутбез новой компании...

Караульный отпер замок, распахнул дверь настежь. Внутри, вполумраке, из ярко освещенного коридора смутно просматривались нары и лежащиена них человеческие фигуры.

– Гуляйте, гости дорогие, в горницу, – сказал Кузьмич.

Мазур пошевелил руками:

– А браслетки?

– Когда надо будет, тогда и снимем.

– Хоть с нее...

Кузьмич сузил глаза:

– Ты меня не серди, сокол ясный, договорились?

Он подмигнул кому-то за спиной Мазура – и тот моментальнополетел внутрь, пущенный сильным толчком. Удержался на ногах, задержавшись усамой стены. Вошла Ольга – и дверь почти бесшумно захлопнулась, снаружиклацнул ключ в замке.

Свет проникал сквозь единственное зарешеченное окошковеличиной с газетный лист. Мазур стоял на том же месте, пока глаза не привыклик полумраку.