уже сердито сказала Людка. — Я думаю, это Тамарка и подбила всех на расправу со мной, но жаловаться на нее не стану.

— Добрая ты, Людочка, − взяла Клара под руку подругу. — Вот за это я тебя и люблю!

Рассказывать воспитателю о том, что с ней произошло, Людка действительно не стала. Проглотив обиду как горькую пилюлю, девочка постепенно успокоилась и позже простила одноклассниц, тем более что они попросили у нее прощения. Очевидно, на них повлияло заступничество Клары, которая передала им суть разговора с подругой, состоявшегося под грибком в ненастный осенний вечер.

Не в характере старшей дочери Никитиных долго помнить зло. Мир со всеми его загадками, неожиданностями, красотами для нее был настолько интересным, а вера в доброту и порядочность людей настолько сильной и прочной, что в возвышенном сердце этой отходчивой натуры не оставалось места для долгой печали и вражды.

Если покопаться в различных источниках, можно обнаружить много грязных историй из жизни детей в приютах. Чувство гадливости, яростное возмущение и протест вызывают случаи жестокого избиения, мерзкого изнасилования детдомовских воспитанников, в которых участвуют не только дети — особенно старшие по отношению к слабым и младшим, — но и сотрудники приютов.

Людкина драма с «темной», конечно же, с позиции взрослых, история гадкая. Но девочка посчитала ее просто жалкой местью одноклассниц за предполагаемое предательство. Ведь и сама она думала, что если человек предатель, то и наказывать его — это честно и справедливо.

Глава 7

Все правильно

История с «темной» вскоре была забыта и больше ничем о себе не напоминала. Душевное состояние Людки пришло в прежнее безмятежное состояние. Учебные дни сменялись выходными, и Людка с Кларой, как, впрочем, и все воспитанники приюта, в свободные дни занимались тем, что вызывало у них удовольствие и радость, если только всем интернатом не шли в кино.

В очередное воскресенье декабря, подруги, весело хохоча, вбежали в просторное, гулкое помещение актового зала. Он был пуст. По выходным девчонки здесь бывали часто. Тянуло их сюда безлюдье и старенькое пианино, на котором Клара, бывшая ученица музыкальной школы, учила подругу играть «Собачий вальс».

Промчавшись мимо первого ряда множества деревянных кресел, накрепко сцепленных между собой и прибитых к полу, подруги кинулись к инструменту. Крышка заигранного пианино, прижатого к сцене, под напором рук озорниц откинулась назад и оголила ряд потертых клавиш.

− Я первая! — закричала Людка, шутя отталкивая Клару в сторону от инструмента и беспорядочно пробегая пальцами по клавиатуре.

− Нет, я первая! — обняв Людку со спины, тянулась к клавишам подружка.

Наконец девчонки занялись музицированием. Когда бить по клавишам надоело, «пианистки», утихомирившись, уселись в первом ряду кресел отдышаться и поболтать.

− Людка, а кого из интернатских учителей ты любишь? — спросила Клара.

Та растерялась, помолчала — вопрос был неожиданным.

− Не знаю, я всех уважаю. Ну, за что я могу кого-то из них ненавидеть? Они ко мне придираются? Нет. Нарушаю дисциплину? Нет. Плохо учусь? Нет. Так за что я на них должна дуться, за что осуждать?

− Ну, например, Тамару Ахмедовну. Дерется. Гордополова свечой зажигания била по голове.

Ворошить в памяти инцидент с машинным элементом Людке не очень хотелось. Но не вступиться за учительницу она тоже не могла.

− Это же на самостоятельной было. Петька прицепился ко мне, чтобы я дала списать ему задачу. А я не хотела: постоянно пытается меня достать.

− И что?

Людка вздохнула: событие было из крайне неприятных.

На уроке математики учительница действительно «успокоила» Петьку свечой зажигания, изъятой ею у мальчишек во время занятия. На перемене все бросились к однокласснику, чтобы тот показал место на голове, к которому «приложили» свечу.

− Петька! Покажи, где тебя училка стукнула, − потребовали пацаны.

− Тебе, наверно, больно? — посочувствовали девчонки.

Мальчишка, оказавшийся в центре внимания, без всякого стеснения, даже с выражением горделивого удовольствия, продемонстрировал лоб, на котором вообще не проглядывалось ни царапины, ни красноты.

− Неа! — беспечно отозвался он на сопереживание одноклассниц. — Совсем не больно.

Людка тоже поизучала лоб «пострадавшего», хмыкнула: ей ни капельки не было Петьку жалко. Она считала, что вредный пацан тогда получил по заслугам. Ведь с самого начала занятия мальчишка, от которого соседка закрывала тетрадку, делал вид, что ничего не происходит. Сам же в это время под партой ребром ботинка зверски лупил Людку по ноге.

Она стоически терпела боль и назло обидчику, не глядя на него, улыбалась. Очевидно, эта улыбка, будто приклеенная к губам неподдающейся девчонки, крайне раздражала Петьку. Он с большей силой взмахивал ногой, надеясь на то, что Людка все-таки не выдержит, заревет. Но девочка, не обнаруживая страданий, продолжала отчаянно улыбаться и решать примеры. Тамара Ахмедовна заподозрила неладное.

— Гордополов, что с тобой? Вертишься, крутишься. Покраснел как рак, — спокойно поинтересовалась она, листая классный журнал.

Петька затих только на несколько минут и, сжимая от злости губы, продолжил истязать Людкину ногу. Телодвижения мальчишки опять привлекли внимание учительницы.

— Гор-до-по-лов! Ты забыл? У тебя самостоятельная работа. Займись де-лом, — убеждающе протянула она и продолжила изучать учительский документ.

Но не тут-то было. Вошедший во вкус Петька минут пять что-то пописал в тетради, а затем возобновил пытку. Тамара Ахмедовна поднялась со своего места, медленно подошла к нерадивому ученику и «приложила» свечу к бестолковой голове Гордополова.

— Сколько можно тебе говорить, чтобы ты успокоился? — в такт своим словам прижимая свечой зажигания густые вихры мальчишки, возмущенно говорила учительница. — Никитина, что между вами происходит? — обратилась затем она к Людке.

— Ничего, — выдохнула та, виновато глядя на женщину.

Петька затих. А затем на перемене, в кругу любопытных одноклассников. весело демонстрировал место приложения свечи.

− За что она тебя так? Что ты там такое вытворял? — пытались докопаться до истины мальчишки и девчонки.

− А! Так! — отмахнулся Петька. Не мог же он признаться в своих садистских методах выпрашивания у Никитиной подсказки.

А Людка в это время победно улыбалась: она, девочка, не обнаружила жгучей боли от ударов Гордополова по ноге, не сдалась, не доставила удовольствия жестокому однокласснику. А молчание Петьки объяснила трусостью.

Людка подвигалась в кресле.

− Ты видела голову Гордополова? — спросила она.

− Ну, видела, − ответила Клара.

− Там же никаких следов не осталось, − подергала мочку уха Людка.

Правильно Тамара Ахмедовна сделала. За то, что я не давала Петьке списывать, он пребольно колотил меня по ноге. Я не плакала, и он бил все сильнее и сильнее.

− Я не знала, − посочувствовала подруга, а потом