– Это что, ты скажи нам, на ком он женится?

Гадалка снова всмотрелась в широкую ладонь с твердымибугорками мозолей:

– У него будет очень красивая невеста… Их сердцавспыхнут любовью… Их брак будет счастливее всех на свете… Они проживут долгуюжизнь, полную любви и счастья, у них будет восьмеро детей… Все мальчики!

Быховский хохотал, ткнул смущенного Александра кулаком вбок:

– Слышал? Восемь сыновей! Ну гигант… Завидую!

А Балабуха сказал внезапно:

– А какого цвета глаза у его невесты? Голубые?

Он прикусил язык, подсказал сдуру, но гадалка раскинула карты,покачала головой:

– Нет, у нее серые глаза.

– Не может быть, – запротестовал Балабуха. –У нее должны быть прекрасные голубые глаза!

Гадалка снова раскинула карты, нахмурилась, перетасовалаколоду, разбросала по-другому. Голос ее стал резким и неприятным:

– Я не знаю, что вы хотите, но против судьбы не идутдаже короли… И не только карточные. У его любимой глаза серые!Удивительно красивые, прекрасные, но серые. И еще у нее будет многопоклонников… Да-да, на ее руку претендентов окажется чересчур много. Она небывает здесь в столице… пока что не бывает… ее можно будет встретить толькодалеко на юге. Но сердце ее будет отдано только вам!

– Она богата? – спросил Балабуха.

– Увы, нет… Но вот еще одна странность… Здесь сказано, чтоона будет любить вас намного дольше, чем вы ее… но вы проживете в любви исчастье всю жизнь вместе… и умрете в один день!

Александр бросил монету в подставленную ладонь, обнял друзейза плечи. Они пошли по пыльной улице, все равно прекрасной, потому что все троемолоды, чисты и полны отваги.

Быховский оглянулся, засмеялся:

– Когда сама гадалка признается, что не понимает своих карт…я начинаю ей верить!

– Гадалке? – изумился Балабуха.

– А что? Вот когда начинают тараторить без запинки,говорят всем одинаковое… А тут сама удивилась. Вы поженитесь и проживетежизнь в любви, умрете в один день, все как в сказке, но жена будет любить тебянамного дольше! Есть над чем поломать голову.

Александр засмеялся:

– Вот и ломай, если к тому склонен. А я смотрю в другоймир. Там свищут пули, там сходятся грудь в грудь на поле брани, там я сердцемсвоим закрываю дорогу на Русь супостатам!

Херсонщина встретила пыльными ветрами, зноем, гулом иразношерстьем цыганских шатров. Он явился по месту назначения с трепетом, но,как оказалось, самую суровую муштру задавал себе сам. Главная беда была не встрогости новых правил, установленных новым императором, а в однообразии имонотонности. Даже молодые офицеры спивались, проигрывали в карты свои имения,жалованье, украшения своих женщин. А то и самих женщин.

Засядько сдерживал горькую усмешку, но в душе разгоралсягнев. Всем плохо, но не все же теряют человеческое обличье даже в такой глуши?

Его зазывали сходить к цыганам, пытались втравить в азартныеигры в карты. Вежливо уклоняясь, он чаще всего уходил на берег реки. Там, визлучине, рос небольшой лесок, бил небольшой ключ, чистейшая ледяная водапробегала всего сотню шагов, чтобы влиться в реку, исчезнуть среди сора игрязи, которую река несла от городов.

Однажды он сидел там, сбросив мундир, предавался размышлениям.Вот уже второй месяц службы в этом забытом богом краю. Страшно смотреть наофицеров, что приехали сюда молодыми много лет тому. Они не просто постарели.У них погас огонь в глазах, души проела ржавчина. Чтобы не видеть всегоскотства, одни топят его в кутежах, другие прожигают жизнь в развеселомцыганском таборе, третьи дерутся на дуэлях из-за любых пустяков, а то и самистреляют себе в голову…

Внезапно далекий стук копыт привлек его внимание. Вдоль рекина четверке коней двигалась богато украшенная карета. Кони шли бодро,закидывали головы, сила в них играла. Кучер придерживал вожжи, кнута при нем небыло, таких коней погоняют редко.

Александр окинул все безразличным взглядом, успев цепкоухватить и мелочи, вплоть до узора на колесах, отвернулся к воде. Волнынакатывались на берег мелкие, часто расходились круги: рыба выпрыгивала,хватала комаров и жуков. Цокот становился громче, карета прокатила в двухдесятках шагов, затем стук копыт начнет удаляться, сейчас растворится в тиши ипокое…

Кони заржали так, что ему показалось, будто закричалиспуганный ребенок. Послышались крики. Он резко обернулся.

К карете с двух сторон набежали мужчины. Пятеро, всеодетые кто во что горазд, у всех длинные ножи, двое еще и с саблями, а одиннаставил пистоль в дверцу кареты, что-то орал. Кони хрипели, пытались встать надыбы, но один из разбойников повис на узде коренного, пригибал к земле.

Из кареты вытащили приземистого, насмерть перепуганногочеловека в длинном парике и долгополом камзоле, только вошедшем в моду встолице, вернее – введенном императором, за ним вытащили двух женщин.Одна, постарше, визжала так, что у Александра, привыкшего к речной тиши,заломило уши. Вторая держалась гордо, но щечки ее побелели, а руки нервнокомкали платочек.

Разбойник сорвал с шеи старшей ожерелье. Двое прижали кучераи форейтора к карете, шарили по их карманам. Пятый, последний, ударил толстячкапо лицу, зачем-то сдернул и бросил в пыль парик, выворачивал карманы.

Александр, оставив мундир, как был в белой расстегнутой допояса рубашке, безоружный, бросился к месту грабежа. Разбойники заметили его,но не всполошились, только один предостерегающе выставил перед собой саблю ишагнул навстречу:

– Эй, паныч! Смерти ищешь?

– Ты пришел за шерстью, – предупредил Александр. Он перешелна шаг, глазами держал его цепко, потом внезапно посмотрел на другогоразбойника, ахнул. Этот с саблей на миг отвел взгляд, Александр мгновеннобросился вперед, перехватил за кисть, повернулся спиной и наклонился, будтокланялся татарскому хану.

Отвратительно хрустнуло. Разбойник с криком перелетел черезего спину, ударился оземь и остался распластанный, как выпотрошенная рыба. Лицоего исказилось от боли, другой рукой он с воплем перехватил сломанную руку.

Александр быстро бросился ко второму, тот оторопелоповорачивался к нему с пистолем в вытянутой руке. Александр наклонился, грянулвыстрел. Пуля пролетела над головой, выдрав клок волос. Он без размаха хрястнулкулаком в лицо, подхватил на лету выпавший пистоль и зашвырнул его в карету.

Кучер и форейтор, на которых уже не смотрело черное дуло,поползли по стенке за карету, там развернулись и ринулись в лес. Александрпокачал головой, он не чувствовал страха, только сильнейшее возбуждение,повернулся к разбойникам.

Их осталось трое. Один все еще держал коней, но двое,которые собирали драгоценности с пассажиров, уже знали, что противник передними совсем не тот паныч с голыми руками, каким показался вначале. Все-таки,оставив жертв, пошли на него без тени страха. Они знали и себя. Один был явноатаманом шайки, высокий и жилистый, цыганского типа, серьга в левом ухе,красная повязка на голове, в одной руке сабля, в другой – нож, а навторого даже смотреть страшно: поперек себя шире, кулаки как молоты, грудьширока, будто ворота в ад, а голова с пивной котел. У него тоже были сабляи нож, хотя такой мог бы размахивать вырванным стволом дуба.