«Быховский бы воспользовался, – подумалЗасядько. – Он службы в полевых избегает, как черт ладана. А тутвдобавок светит еще и возможность быстрой карьеры…»

– Ваше предложение, – ответил он вежливо, – дляменя большая честь. Не знаю, достоин ли.

– Достоин, – сказал полковник благодушно.

Он оглянулся на женщин. Те закивали, расцвели одинаковымиулыбками. Ксанка тихонько вздохнула, на нежных щеках играл жгучий румянец.

– Это уж позвольте нам судить, – сказала МарияСтепановна веско. Она оглянулась на Елизавету Павловну. Та молча кивнула, неразжимая рта. Возможно, у нее были очень плохие зубы. – Мы повидали многихлюдей… Разбираться умеем!

Ксанка стрельнула в него глазками, смутилась, жгучий румянецс ее щек перетек на шею, жарко запылали уши. Засядько ощутил себя припертым кстене. Его дожали, утопили в патоке. И если он не хочет стать куклой в ихруках, то надо сопротивляться. Пусть даже покажется грубостью. Пусть даже будетею.

– В любом случае, – сказал он как можнотверже, – я хотел бы сначала послужить по месту назначения.

Полковник нахмурился. Мария Степановна всплеснула руками, еекузина удивленно вскинула длинные ресницы: какой гордец выискался! Да разве жможно отвергать руку, протянутую старшими? Ксанка метнула быстрый взгляд наюного подпоручика и опустила голову. Румянец стал быстро покидать ее пухлыещечки. В огромном зале резко похолодало, вот-вот пойдет снег.

Полковник пожал плечами. Аккуратно допив чай, он в мертвойтишине выудил из внутреннего кармана швейцарский брегет, щелкнул крышкой, сглубокомысленным видом собрал на лбу складки.

– К сожалению, должен откланяться. А вы, Засядько,подумайте над моим предложением. Подумайте спокойно, без предвзятости.Посоветуйтесь со старшими. Обязательно посоветуйтесь! Учтите, другие выпускникилишены возможности остаться. А теперь, Ксанка, проводи нашего дорогогогостя.

Девушка порывисто поднялась. Судя по ее лицу, прерывистомудыханию, переживала и за себя, и за подпоручика. Не меньше его ждала, когдазакончится мучительный разговор. Не хочет этот гордец их покровительства –и не надо! Наверное, у него и дама сердца уже есть…

Засядько вышел в ее сопровождении на внутреннюю мраморнуюлестницу и, прежде чем спуститься вниз, задержался, чтобы попрощаться.

Девушка, поборов застенчивость, спросила тихим прерывающимсяголосом:

– Послушайте, Геркулес, почему вы не хотите остаться? Передвами дорога в Петербург. В Петербург, понимаете? В Северную Пальмиру.Вам не придется мерзнуть в степях, голодать, терпеть лишения. Вы хотьпонимаете, от чего отказываетесь?

Засядько серьезно смотрел ей в глаза. Девушка была оченькрасива. Где-то внутри слабо зазвенела незримая струна. Любовь… Цветы… Птицы…Этот ангел создан для того, чтобы его любили, писали ему стихи, наслаждалисьего присутствием. А взамен счастливый избранник получит самую светлую ипреданную любовь, верность, чистоту… Почему бы и нет? Ему уже восемнадцать лет.Ей – шестнадцать. Что может быть лучше союза двух юных и чистых сердец?

Есть дела поважнее любви, сказал он себе твердо. СлужбаОтечеству – разве не главное для мужчины? Не достойнее жить под свист пульи вой пролетающих мимо ядер?

– Вы назвали меня Геркулесом, – ответил онмедленно. – А ведь Геркулес… тогда он жил еще в Элладе извался Гераклом, когда ему исполнилось восемнадцать лет, тоже стоялна распутье и мучительно выбирал жизненный путь. В это время к немуподошли две женщины: Добро­детель и Изнеженность. Одна предложила долгий итрудный путь к славе, посулила тяготы, лишения, опасности, тревоги. Втораяобещала самые изысканные радости, пиршества, наслаждения. Геракл заколебался…но все же выбрал трудную дорогу к славе. А что бы мы знали о Геракле… да ио Геркулесе тоже, если бы он предпочел жизнь, полную наслаждений?

Он почтительно поцеловал ее детские пальчики и хотел былосбежать вниз по широким мраморным ступенькам, но девушка остановила, щеки сноваразрумянились, а голосок зазвенел:

– Почему же все стремятся к спокойной жизни? Да еще полнойнаслаждений? Ведь стремятся же!

– Не все, – ответил он, стоя ступенькой ниже.

– Да, вы не стремитесь, но вы не правы! Выходит, что всешагают не в ногу, один вы идете в ногу?

– Бывает и так, – ответил он упрямо. – Это именнотот случай, когда прав один, а не рота. Но даже те, кто достиг спокойной жизни,счастливы ли они? Однажды мой дядя, запорожец, пустился в воспоминаниямолодости… Лихие набеги на турецкий берег, жаркие схватки с татарами, стычки спольскими отрядами, походы за зипунами на ту сторону моря… Несколько разрассказывал, как добывал железом и кровью в Речи Посполитой невесту.Я слушал-слушал и спросил однажды: «А что было потом?» Никогда незабуду, как дядя недоумевающе посмотрел на меня, пожал плечами и ответил: «Потомуже ничего не было». Подумал и повторил совсем грустно: «Потом ничего не было».Меня такой ответ потряс до глубины души.

– Почему?

– Да потому, что с того момента, как дядя добыл невесту,прошло сорок лет! Сорок лет жизни. А для дяди «ничего не было». Он все этовремя жил как в сказке, жил-поживал да добро наживал.

– Что ж тут плохого? – сказала девушка укоризненно.

– Ничего… Но почему то время, когда он голодал в походах,мерз в засадах, подвергался смертельной опасности в боях, почему то время онвспоминает с нежностью? Может говорить о нем часами. Вспоминает все новые иновые эпизоды. Может быть, то и была настоящая жизнь? А потом началосьсытое, но унылое существование?

– Такое суждение не может быть верным, – сказала упрямодевушка. – Правда всегда на стороне большинства!

– Не знаю… Человек сам себе выбирает дорогу. Так меня училив Сечи!

– Здесь не Запорожская Сечь, – напомнила она свызовом. – Здесь цивилизованный мир!

– Зачем мне такая цивилизация, когда за меня будут решатькаждый шаг? Во что тогда превратятся мужчины?

Она смотрела на него с ужасом:

– Вы… вы дикарь в мундире офицера!

– Вы даже не представляете какой, – подтвердил он сготовностью.

Он почтительно поцеловал девушке руку, сбежал вниз и скрылсяза массивными дверьми.

Гадалка с удовольствием взяла широкую ладонь моло­догокрасивого офицера. Линии жизни были резкими, четкими.

– Ой, какая странная и удивительная жизнь… – сказалаона нараспев. – Вот с обнаженной шпагой на белом коне… вот в пламенипожара прыгаешь с высокой башни… спасаешь женщину, очень красивую… У тебявся грудь в боевых орденах и в звездах с алмазами…

Друзья хохотали, заглядывали в ладонь Александра, стукаясьголовами. Балабуха сказал весело: