– Поздненько возвращаешься от дамы, – усмехнулсяАлымов.

– Ты ревнуешь, прямо как полковник Азаров, –рассмеялся Борис.

– Ничуть я не ревную, – с какой-то злобой ответилПетр, – я женщинами вообще не интересуюсь.

– Что так? – удивился Борис. – Ты всего надва года старше меня, природа своего требует…

– Противно все, – процедил Алымов, – войнавсе перевернула с ног на голову, жизнь рушится, а сегодня в ресторане дамы вбриллиантах сидят как ни в чем не бывало. Делают вид, что ничего не случилось,что им весело, как прежде. И ведь притворяются все! Ведь нельзя забыть, чтослучилось. А так пир во время чумы какой-то получается. А тогда зачем приличиясоблюдать? Делай что хочешь!

– Многие так и делают…

– Вот именно. Я и говорю, что все противно.

– На фронте тебе легче? – осторожно спросил Борис.

– На фронте… – Алымов сердито затянулся потухшейпапиросой. – Красные после каждого поражения устраивают децимации, то естькаждого десятого – к расстрелу.

– Я знаю, – кивнул Борис.

– Ты знаешь, а я видел! – крикнул Алымов. – ВДобрармии этого не делают, якобы должны драться за идею. Какую только,непонятно.

– М-да, еще офицеры – понятно, а за какую идею воюютсолдаты?

– Сказать тебе? – зло прошипел Алымов. –Весной только бой кончился, стояли мы возле Серпуховской. И вот подъезжает комне ротмистр и говорит, чтобы я дал своих, с батареи, чтобы пленных махновцеврасстреливать. Я говорю: мои расстреливать не пойдут! А он так усмехнулся иговорит, что сам их спросит. И что ты думаешь? Все как один согласились! Воттебе и идея. – Он прошипел сквозь зубы ругательство.

– Ты что же, с шестнадцатого года на фронте – и никогоне убил? – усмехнулся Борис.

– Да не валяй ты дурака! – Алымов грозно блеснул втемноте глазами. – Одно дело – в бою убить человека, который такой же, какты, боец. А совсем другое – самому вызваться расстреливать безоружных пленных.

– Я понимаю.

– Ничего ты не понимаешь! Зачем ты вообще приехал?

– Я на службе, – растерялся Борис.

– Ты думаешь, я не понял, зачем ты просил познакомитьтебя с товарищами? – Алымов бросил догоревшую папиросу в окно и немедленнозакурил другую. – Тут и ребенок поймет, для чего приехал полковникГорецкий, его видели в контрразведке. А ты, значит, действуешь как бы изнутри.

– Полковник Горецкий приехал по очень важнымделам, – отчеканил Борис, – нам с тобой о них знать не положено.Заодно его попросили решить одну задачу – каким образом погибли полторы тысячисолдат и офицеров? Ты не задумывался об этом, ведь результаты рейда всемизвестны.

– Я очень жалел, что меня не взяли в тот рейд, –горько произнес Петр, – погибнуть в бою, и пусть все провалится втартарары, мне наплевать…

– Там не было боя, – жестко произнес Борис, –там была бойня. И ее устроил кто-то из пятерых. Полковник Горецкий оторвет мнеголову, – добавил он, помолчав, – я выдал служебную тайну. Но помогимне, Петр, дело очень сложное.

– Я не могу, – Алымов неприятно усмехнулся, –честь офицера…

– А я могу? – Борис подскочил к нему и встряхнулза ворот. – А один из пятерых мог спокойно отправить на смерть полторытысячи человек? Ради чего?

Они долго молчали.

– Честь офицера, – процедил наконец Борис. –Мне показалось, у тебя не осталось иллюзий.

– Ты прав, – согласился Алымов, – ты меняубедил. Что ты хочешь, чтобы я сделал? – устало промолвил он. – Яведь уже познакомил тебя со всеми, даже с полковником Азаровым. Ты что думаешь:стоит посмотреть на них твоим орлиным, проницательным взором, и сразу прочтешьих мысли?

– Нет, разумеется, я отнюдь не обольщаюсь. Человек,которого я ищу, очень умен. Но возможно, ты, хорошо зная каждого из них,заметил какие-то странности в поведении, несоответствие слов и поступков…

– Ты хочешь, чтобы я тебе докладывал как филер? –Алымов смотрел на Бориса презрительно сузившимися глазами.

– Вспомни о полутора тысячах, – в свою очередь,рассердился Борис. – И если мы его сейчас не остановим, что он ещенатворит?

– Да, и чем выше его чин, тем больше вреда он сможетпринести, – задумчиво проговорил Алымов.

– Ты имеешь в виду полковника… – полуутвердительноначал Борис.

– Да, но я… ни в чем не уверен. Дело в том, что он…один раз я заметил… – Внезапно Алымов вскочил, обхватив головуруками. – Ты соображаешь, что мы делаем? Полковник Азаров – боевой офицер,служил в царской армии, служил верно, наконец, участвовал в корниловскомпоходе! А мы его…

– Хватит! – жестко произнес Борис. – Либо тымне помогаешь, либо я ухожу и считай, что нашего разговора не было. Мне надоелитвои метания. Прямо как гимназистка: ах, идти к нему завтра на свидание набольшой перемене или это будет неприлично! Если ты уверен, что полковник Азаровчист, как ангел, так пришей ему крылышки!

– Ладно, – неожиданно согласился Алымов, – тыправ. Про остальных офицеров я тебе ничего рассказать не могу, а про полковникавспоминаю вот что. Держится он особняком, это ты знаешь, ни с кем близко несходится. Но как-то мы с ним разговорились совершенно случайно – он заметил,что я хромаю. Я рассказал ему о чертовом колене, он отнесся с пониманием исказал, что у него самого иногда сильно ноет старая рана в спине. Иногдаприходится даже принимать морфий. Услышав про морфий, я испугался – боюсьпривыкнуть, потом не смогу обходиться без него… Но полковник успокоил меня,сказал, что, имея сильную волю, можно удержаться от частого приема ипользоваться морфием только изредка, когда уж совсем невмоготу. И еще онсказал, чтобы я обращался к нему, если станет совсем плохо.

– Добрый самаритянин, – иронически протянул Борис.

– Нет, просто он знает, как может болеть стараярана, – спокойно ответил Алымов и сделал вид, что не заметил, как Бориспокраснел от стыда. – Так вот, недели полторы назад меня что-то сильноприхватило. Дело было ночью, спать я не мог. Сначала ходил по комнате, курил –когда нога болит, лежать совсем не могу, лучше ходить, хоть и хромая. Ну, промои мучения тебе не интересно, в общем, часа в два ночи я окончательно озверели решил идти к полковнику Азарову, извиниться за то, что разбудил, и попроситьу него два грана морфия. Вот и пошел пешком, тут недалеко. Пропуск для ночногохождения у меня есть. Притащился на квартиру полковника, стучу тихонько, потомучто увидел, что лампа горит. А у него квартира в небольшом доме, и вход отхозяев отдельно, причем крылечко выходит прямо в переулок, то есть по дворупроходить не нужно. На мой стук дверь сразу открывается, не спрашивая, и напороге стоит этакий гомонкулус. Это его денщик, полковника-то, звать Иваном.Такой мужик саженного роста, руки как грабли. Меня увидел, даже отшатнулся,смотрит дико и молчит.