Страстный исполнитель романсов наконец удалился, и на сценувыпорхнула стайка девиц в соблазнительном неглиже. Одна вышла вперед и запелачто-то фривольное.

Есаул Бережной оживился и пытался даже подпевать, причем, наудивление всем, не фальшивил. Вообще он был хорош этакой картинной красотой – сгорящими глазами, с пышной шапкой темных волос, с золотой серьгой в ухе… И хотьон был сильно пьян, но смотреть на него было не противно – просто веселчеловек, отдыхает после похода. Под песенку выпили еще, потом заказали трибутылки шампанского, хотя Мальцев и отговаривал, мотивируя тем, что шампанскоев этом кабаке плохое.

Борис осторожно присматривался к сидящим с ним за однимстолом и вдруг столкнулся взглядом с поручиком Осоргиным.

– Ор-р-дынцев! – крикнул тот. – Что это вывсе вынюхиваете, зачем вы вообще сюда приехали?

Глаза его были совсем белыми от бешенства и полными мутнойненависти.

– Митенька, опомнись, – неторопливо зарокоталМальцев, – тут все свои. Никто ничего не вынюхивает. Говорил же ведь я,что не надо шампанского.

Осоргин отвел бешеный взгляд.

– Прошу вас, не обращайте внимания, – шепталМальцев на ухо Борису. – Очень он нервный, просто болезненно. Да ведь ипонять его можно: жена без вести пропала под Курском, отца с матерью в Москвекрасные расстреляли. Его самого два раза расстреливали. Один раз – красные, авторой – махновцы. Очень он озлобленный, а пьяный вообще нехорош, агрессивныйстрашно. Но в бою нет ему равных, в кавалерийской атаке рубака отменнейший…Митенька, может, домой пойдем? – ласково обратился он к Осоргину.

Борис собирался уже откланяться, как вдруг заметил в дальнемконце зала что-то неуловимо знакомое. Он передвинул ведерко с бутылкойшампанского, пригнулся и цепким взглядом еще раз оглядел зал. Ничего необычногона первый взгляд не было заметно. Тех двух девушек наглый тип во фраке подсадилвсе же в компанию офицеров в другом углу зала. Там же за соседним столикомспиной к залу сидела женщина. Небольшая головка на длинной шее, царственнаяосанка, спина прямая, безупречно вылепленные плечи… Вот дама повернула голову свысоко забранными в прическу темно-русыми волосами, наклонилась к своемуспутнику… Определенно, Борис видел раньше эту женщину, но вот где…

Она сидела за одним столиком с княгиней Задунайской. Былотам двое мужчин: один – полковник с прекрасной выправкой и седыми висками,другой – тучный господин из штатских. Он все время что-то жевал.

– Э, голубчик, вижу, куда вы смотрите, –рассмеялся вдруг Мальцев.

Опять добродушные морщинки собрались вокруг глаз, а глазасами смотрят серьезно, абсолютно трезво…

«Черт знает что такое! – возмутился про себяБорис. – Как противно сидеть с ними за одним столом и всех подозревать.Нет, не гожусь я в филеры…»

– Позвольте совет дать, – продолжал Мальцев,наклоняясь к Борису, – и не глядите в ту сторону. Дама, разумеется,хороша, выше всяческих похвал, но, как говорится, не про вашу честь, уж несердитесь на старого солдата, что думаю, то и говорю. Ухаживает за нейполковник Азаров, уже несколько недель, если можно так выразиться, эту крепостьосаждает. Победы не добился, но всех поклонников у красавицы отвадил. Но надосказать, она женщина серьезная, строгих правил, возможно, за это его и к себеприблизила, чтобы господ офицеров в повиновении держал. А то наш брат больше клошадям привык, галантное обращение забыл, а тут такая женщина, аристократка…

– Слушай, слушай его, Борис, – невесело проговорилАлымов, – у ротмистра, видишь ли, репутация всеобщего миротворца, всем онсоветует, всех поучает.

– Нехорошо, Петр, на скандал нарываться, – смягкой укоризной проговорил Мальцев, – хватит заботы и с ним. – Онлегко кивнул в сторону Осоргина. – А впрочем, господа, не пора ли и подомам, а то невеселая у нас компания сегодня получается. Может, и вправду нужнобыло девочек пригласить?

Борис напряженно раздумывал. Стало быть, это и есть тотсамый полковник Азаров, чью конно-горную батарею расколошматили махновцы, в товремя как батарея не успела сделать еще ни одного выстрела. За столом Борисасидели трое подозреваемых в предательстве офицеров, а в дальнем углу залаприсутствовал четвертый.

Не было ничего удивительного в том, что Борис за один вечервстретил четверых из пяти нужных ему людей. В городе было не так много мест,где обитали господа офицеры, когда были на отдыхе: ресторан Пунса, варьете,офицерское собрание. Но полковник Горецкий, давая краткую характеристикукаждому из пяти офицеров, сказал Борису, что четверо младших ведут обычнуюжизнь – развлекаются после рейда, ожидая нового назначения, а полковник Азаровдержится особняком и в развлечениях особенного участия не принимает. Очевидно,Горецкий ошибся, потому что вот же он, полковник, собственной персоной, сидитза столиком и смотрит неотрывно на свою визави. Где же Борис ее видел? Нет, неузнать со спины.

– Однако, господин поручик, – смеясь, опятьзаговорил Мальцев, – я же вас предупреждал – не смотрите на даму эту,шансов никаких, полковник вокруг нее прямо фортификационные укрепления возвел.

– Да я и не на даму вовсе смотрю. Хотя не скрою,зрелище сие глаз радует. Как, говорите, княгиню эту зовут – Задунайская? НеАнна ли Евлампиевна?

– Как вам сказать, – растерялся дажеМальцев, – я, признаться, близко с ней незнаком, не имел чести бытьпредставленным.

– Она это, – поддержал разговор очнувшийся от думАлымов, – московская княгиня Анна Евлампиевна Задунайская.

– А ведь я ей вроде бы сродни, – неуверенно началБорис, – ну да, мать рассказывала, какие-то они были дальние родственницы…

Он пригляделся: за столом княгини подали десерт. Следовалопоторопиться, если Борис хотел быть представленным княгине и завязатьзнакомство с полковником Азаровым. Алымов перехватил его взгляд и поднялся:

– Идем, я тебя представлю княгине.

– А ты с ней откуда знаком?

– Знакомство у нас с ней еще до моего рожденияначалось, – усмехнулся Алымов, – ты забыл, что я до пятнадцати лет вМоскве жил?

Борис припомнил, как брат Юрий когда-то рассказывал ему, чтомать Алымова была из очень знатной семьи, но вышла замуж по любви за бедногоофицера. Однако брак был счастливым, только после неожиданной смерти жены отецАлымова перессорился со всеми богатыми родственниками и увез сына в Петербург.

Они встали одновременно и двинулись через зал – оба высокие,подтянутые, в ладно пригнанной офицерской форме. Алымов более худой, темныйволосом, но бледный. Глаза его чуть щурились, угол рта дергался презрительно.

«Экий Печорин нашелся!» – сказал бы про него АркадийПетрович Горецкий.

Но Борис знал Алымова с детства и теперь видел, что, кромеболей в ноге, вернувшихся так некстати, Алымова точит еще внутренняя забота,которая сильнее, чем боль в раненом колене. Но сейчас было неподходящее времядля расспросов.