За короткое время Борис познакомился с четырьмя из пятиподозреваемых офицеров, и его смущает некоторая нарочитость в их поведении.Азаров со своей любовью, поручик Осоргин, белеющий от злобы, у него явно не впорядке психика. И ротмистр Мальцев – этакий добродушный дядюшка, готовый обовсех печься и заботиться. И Антон Бережной, сама картинная внешность которогонаводит на мысли о театре. Горящий взгляд, серьга в ухе, шашка, кубанка… Хотьсейчас портрет пиши.

«Ставится задача превратить Советскую республику в единыйвоенный лагерь не на словах, а на деле, работу всех учреждений перестроитьпо-военному. При организации агитации и пропаганды разъяснять трудящимся, чтоДеникин, так же как и Колчак, является ставленником Антанты».

В. Ленин. Известия ЦК РКП(б), 1919

Княгиня Задунайская занимала весь верх большого каменногодома на главной улице города Ценска. Большой желтый, с белым, дом в стилеалександровского ампира, с треугольным фронтоном в центре фасада напоминалкакой-нибудь старинный особняк в центре Москвы, и было удивительно видеть его взахолустном Ценске. В помещения, занимаемые княгиней, вела широкая мраморнаялестница. В комнатах было просторно и натоплено, но воздух, несмотря на это,был свеж.

– Располагайся, Борис Андреевич, посиди со старухой. Аты, Сонечка?

– Я, Анна Евлампиевна, пойду к себе.

Борис вскочил, подбежал к молодой женщине и заглянул ей вглаза:

– Ах, прошу вас, Софья Павловна, не уходите! Вы такукрашаете собой все вокруг!

Софья Павловна взглянула на него с удивлением.

– Посиди с нами, Сонюшка! – поддержала Борисастарая княгиня. – А то обожатель твой и двух слов с тобой сказать никомуне дает.

Бориса понесло. Он сыпал анекдотами, припоминал забавныеслучаи с петербургскими знакомыми, происшедшие с ними до семнадцатого года.Все, что случилось с людьми потом, никак нельзя было назвать забавным. Бориссел так, чтобы Софья Павловна не могла выскользнуть из комнаты незамеченной, имежду делом прислушивался к происходящему на улице.

Дело в том, что еще в ресторане, когда княгиня торжественноусаживалась на извозчика, Борис успел передать через мальчишку записку дляСаенко. В ней он писал, чтобы Саенко не мешкая направлялся к дому княгини итихонько ждал там, наблюдая, не выйдет ли кто тайком. Если выйдет женщина, тоСаенко следовало идти за ней и ни в коем случае не выпускать ее из виду, аиначе будут у них у всех большие неприятности. И вот наконец с улицы раздалсязнакомый резкий свист. Борис тешил себя надеждой, что никто, кроме него, необратил на свист внимания.

Наконец княгиня зевнула и поднялась.

– Ладно, батюшка Борис Андреевич, повеселил ты нас.Завтра увидимся, а теперь пора на боковую.

Борис попрощался со старухой, потом заглянул в фиалковыеглаза, надеясь найти там смятение, страх, злобу, наконец, но там былонепроницаемо. Он сказал на прощание дежурный комплимент, его поблагодариликивком.

Княгине прислуживали двое: горничная и лакей, он же кучер водном лице. Эта пара была взята княгиней с собой из Москвы и очень ей предана.Лакей Федор проводил Бориса до выхода и, закрыв за ним, накинул на дверьздоровый железный крюк.

У крыльца горел фонарь, так что Борис сразу сделал два шагавлево, чтобы выйти из круга света. Кто-то дернул его за рукав в темноте.

– Саенко, ну как тут?

– Все тихо, ваше благородие, никто из дому не выходил.А кого ждем-то?

– Знакомую я, братец, встретил. Баронессу Штраум. Оченьнужно мне с ней словечком перекинуться не при посторонних.

Борис мучительно думал, что сейчас может предпринятьбаронесса. Если бы он был на ее месте, он попытался бы сбежать. Но у Бориса кней множество вопросов, да еще можно воспользоваться знакомством ее сполковником Азаровым и кое-что выяснить.

– Вон ее окна, – шептал Саенко, – как раз скраю.

В двух крайних окнах мерцал свет и двигался стройный силуэт.

– Что, так и будем всю ночь караулить? – бубнилСаенко. – А может, она никуда и не денется?

– Денется, Саенко, еще как денется. В Феодосии всехвокруг пальца обвела. Так, обратно меня ни за что не впустят. Она на людях сомной и знаться не желает, притворяется, что незнакомы.

– А давайте я вас, ваше благородие, подсажу, –деловито предложил Саенко, которому хотелось спать. – Если вон за ту трубузацепиться, а потом тем карнизом пройти, то аккуратненько в ее окно попадете. Аоно не притворено. Мужчина вы молодой, сильный, тихонечко пролезете ипобеседуете. А я на всякий пожарный случай внизу постою. Уж если скандалвыйдет, прыгайте прямо вниз, в клумбу, авось ничего себе не сломаете – этаж-товторой.

– Давай, Саенко, – решительно согласился Борис.

Дом стоял тихий и темный, только в двух крайних окнах слабомерцал свет. Борис легко оттолкнулся от спины Саенко, левой рукой зацепился затрубу, она, как ни странно, выдержала, даже не скрипнула. Карниз тоже былкрепок. Вот и окно. Чувствуя себя одновременно Дон Жуаном, д’Артаньяном иДубровским, Борис слегка надавил на створки окна. Они поддались. Отогнувкраешек занавески, он заглянул в комнату. В обозримом пространстве никого небыло. Комната была очень уютна, на полу – ковер, на туалетном столике стояласвеча. Борис перекинул ногу через подоконник и по возможности мягко спрыгнул наперсидский ковер.

– Сделайте два шага вперед и держите руки навиду! – послышался тихий, но твердый голос.

Софья Павловна вышла из алькова совершенно одетая. Осерьезности ее намерений говорил направленный в грудь Борису маленький дамский«браунинг». Борис улыбнулся. Развел руки в стороны и сделал два небольших шагавперед.

– Только не уверяйте меня, что станете стрелять! –усмехнулся он.

– А почему вы думаете, что не стану?

– А потому что вы умная женщина и не хотите привлекатьк своей особе лишнее внимание. Вы прекрасно знаете, что я залез к вам в окносовершенно не для того, чтобы вас обокрасть или, паче чаяния, еще как обидеть.И если бы вы сегодня вечером подали мне какой-нибудь знак, сами назначиливстречу, то я никогда бы не осмелился…

И поскольку она молчала, Борис высказался более жестко:

– Слушайте, опустите же револьвер, предложите мне сестьи закурить. Давайте мы с вами, дорогая Софи, выкурим трубку мира и закопаемтопор войны хотя бы на время.

Успокоенный ее молчанием, он сделал было шаг к маленькомудиванчику.

– Стойте на месте! – прошипела она, и фиалковыеглаза грозно блеснули.

– М-да, надеюсь, что вы умеете обращаться с этойигрушкой и не потеряете самообладания, – грустно промолвил Борис.