Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валентин трактовал записи Поднебесного с точки зрения научного работника. Даже без намёка на уважение и, тем более, подобострастие к смыслам дневников.
А вот Лёню-сектанта это доводило чуть ли не до бешенства. Он с пеной из рта пытался убедить Валентина, что называть «житие» и «святые уроки» ежедневником — это святотатство. На что Валентин только ехидно подметил, что почерк Поднебесного напоминал скорее записи эпилептика в пик приступа.
После чего Лёня чуть не насадил того на земляной шип. Только мой своевременный приказ утихомирил обоих и заставил молча погрузиться в работу.
Тем более, что оба они были в чём-то правы.
Валентин в том, что никакого сакрального смысла в записях Поднебесного не было.
А Лёня в том, что кое-какие секреты в тексте всё же имелись. Вот на них-то я сконцентрировался поподробнее.
Поднебесный изучал не обычную магию. И даже не один из её запретных в этом мире видов, вроде некромантии и демонологии.
Он изучал её первоосновы. Те самые, с помощью которых возникала магия, как способ управлять реальностью с помощью человеческой воли.
Об этом знали немного. Даже в Зеркальной Башне.
Но основы были таковы: до сотворения времени существовали всего две формы сущего. Творение и Пустота. Пустота предшествовала всему. А из Творения появилось всё сущее.
Их можно сравнить с картиной. В этом случае Пустота — это белый лист. А Творение — наносимая художником краска.
Кто был самим художником? Никто не знал. В Зеркальной Башне мы намеренно не говорили об этом. Потому что доказать существование или отсутствие Создателя не могли. А плодить домыслы — это не практично.
Так что мы ограничились тем, что знали точно. Была пустота. Творение начало в ней бурлить и развиваться, разливаясь «красками по холсту».
Творение менялось. Делилось. Затем менялось в разной пропорции, в разных частях. Пока не пришло к тому, что известно сейчас как материя, энергия, информация и даже само время.
А Пустота… она осталась неизменной. Вечное. Бесконечно огромное пространство за пределами всех миров. И мёртвое, в своей проклятой вечности.
Её суть была в том, чтобы поглощать и уничтожать всё. То, что попадало в Пустоту полностью, стиралось из самой реальности. Даже из воспоминаний живущих и живших.
В том и была её главная опасность.
Именно поэтому Зеркальная Башня следила за тем, чтобы Пустота и все существа, которые вздумали подчинить её силу, не прошли дальше в живые миры. Потому что тогда Творение вернётся к изначальному — точке, когда не было ничего.
В Зеркальной Башне мы все ломали головы. Как кто-то умудрялся управлять Пустотой? Почему она сразу же не поглощала любых магов, которые с ней взаимодействовали?
Но мы не находили ответа.
А вот старик Поднебесный, кажется, что-то нащупал.
Потому что в его записях было содержание техники, которая позволяла закольцовывать само пространство так, чтобы удерживать Пустоту внутри него.
Хотя это казалось невозможным… я и сам бы не поверил, если бы не видел его кости. В которых эта Пустота и содержалась.
Однако одними записями ограничиться было невозможно.
Нужно было проверить всё опытным путём. Леонид Поднебесный как раз оставил для этого описание техники, которую мог бы использовать только маг стихии пространства. Именно ею он закольцевал пустоту.
Я обнаружил её случайно. Когда прощупывал один из дневников своей маной и нашёл зашитый в обложке кусок бумаги.
Суть техники была проста. Уплотнить концентрат маны пространства и придать ему форму фигуры.
А вот что дальше — решительно непонятно. В записях больше ничего не было.
Будто вот сложится мана в фигуру и всё получится само собой.
Но так ведь не бывает?
Тем больше внимания нужно уделить безопасности.
Я перенёс кости Поднебесного в лабиринт. Прихватил с собой Урюка, кристаллы для сохранения маны и телепортировался в ледяной мир Велеса и прочей «братии» ледяных духов.
Вмешиваться в их дела я не стал. Хотя прекрасно видел, как на ближайшей горе возводится ледяной идол с изображением Велеса. Мелкие ледяные паучки ползали по нему и вырезали черты лица и тела.
Он тут решил аналог своего капища возвести. Впрочем, хозяин-барин.
Я перенёс кристаллы для хранения маны к месту силы. И поставил там «заряжаться» под присмотром Урюка.
А сам с костями Поднебесного отошёл на пару километров в сторону. Если рванёт, то хотя бы не угробит всех остальных.
Я поставил «гроб» с костями на холодную землю. Благо, сейчас ветра и метели не было. Только чистая, белоснежная зима. Кроме которой в этом мире больше не было других времён года.
Поднял руки перед собой и принялся всё делать точно так же, как предписано в инструкции Поднебесного. Моя мана в виде бирюзового тумана уплотнилась до размеров длинной трубки сантметров десять в толщину. Затем я стал внимательно заворачивать её.
Задачка требовала неплохой концентрации. Но мне это даже нравилось. Давненько я не выполнял таких упражнений для своего внимания.
Я завернул концы «трубки» так, чтобы она стала похожа на восьмёрку. То есть с пересечением в центре. А затем соединил концы трубки вместе, замыкая собственную ману саму на себя.
И…
Ничего не произошло.
Я просто стоял посреди ледяной пустоши, с бирюзовой восьмёркой перед собой.
Может, упустил что-то?
Темно.
Резко.
Без звуков.
Без ощущений.
Я просто оказался в бесконечно пустом чёрном пространстве, от которого мгновенно бросило в холодную дрожь. Хотя холода я не чувствовал даже во льдах.
Если это смерть, то крайне глупая. Убился с помощью экспериментальной техники. Даже звучит абсурдно.
Но я замотал головой и отогнал эти мысли.
Нет. Я не в посмертии. В посмертии не ощущаешь себя собой и ничего толком не помнишь. Я ведь уже умирал, знаю.
К тому же там не холодно. Это я помнил точно.
Там просто никак.
А здесь я почти сразу почувствовал ещё и тепло. Оно разливалось от моей руки. Я взглянул на неё.
Кольцо… Нордур. То самое, с помощью которого я мог создавать бирюзовый туман и использовать его с «Северным Ходом». В качестве боевой техники.
Кольцо светилось.
— Нордур, ты здесь? — спросил я в пустоту. Но оно не ответило. Только потянуло меня вперёд и чуть в сторону.
Хм… допустим.
Я двинулся дальше по этой «наводке». Пока впереди не показался источник белого света. Я ускорил шаг.
Это был не просто свет.
А свет гигантского дерева. Его ствол был толщиной в несколько десятков метров. А на тысячах ветвей было всего… два ярко-золотых лепестка. Мерно пульсирующих.
Остальные ветви были голыми.
— Как тебе? — рядом прозвучал спокойный голос.