– Идем, – только и ответил Гийлир. – Быстро!

– Снова тренироваться? Да хватит с меня тренировок! Я, между прочим, уже с двумя стихиями подружилась! Я…

Договорить мне не дали.

Коридор перед нами не растворился, как раньше, когда я переносилась из видений в Безвременье. Границы пола и потолка задрожали, как помехи на экране телевизора, а после на уходящий вдаль коридор словно обрушилась лавина, стирая в белом ничто половину.

– Это что такое? – выдохнула я.

– Пустота, – ответил Гийлир. – Назад!

– Назад?! Но там лестница, и спальня, и они!

Пустота еще одним рывком сожрала половину коридора. Огрызки камней напоминали наполовину стертый рисунок. Я впервые видела Пустоту воочию: она клубилась туманом, из которого тянулись… руки? Боже, да. Это действительно руки!

– Кто это? Из чего она состоит?

Гийлир не отзывался, он тащил меня по лестнице в ту самую спальню.

– Она ведь не появилась тут, потому что я увидела будущее, так ведь? Скажи мне, что это было не мое будущее!

Гийлир втолкнул меня в спальню, и я тут же зажмурилась. Но на этот раз в комнате было тихо. И я рискнула открыть глаза. Кровать стояла разобранная, но пустая. В комнате, слава богу, никого не было.

Гийлир стоял, прислонившись к двери, и тяжело дышал. Бронзовая кожа побледнела, татуировки на руках двигались медленнее, чем обычно.

– А почему мы все еще здесь? – прошептала я. – И до сих пор перенеслись в безопасное Безвременье? Почему остаемся в видении?

– Безвременья больше нет. Так что я даже рад, что ты не послушалась меня, нарушила правила, и снова перенеслась в видение. Иначе погибла бы вместе с ним. Я оказался не готов к тому, что это произойдет так стремительно.

– Ты оказался не готов, – прошептала я, чувствуя, как встают дыбом волосы на затылке.

Поверьте, это не то, что хочется услышать от богоподобного существа.

Если даже он оказался к чему-то не готов, это означает только одно: наши дела плохи. Очень плохи.

– Я больше не вижу будущее, – продолжал Гийлир. – Каждое мгновение Вайс уничтожает десятки стихийных прислужников, и тем кормит Пустоту. Она сильна, как никогда. Больше нельзя тянуть. Его надо остановить.

Хотела сесть от удивления, но я еще раз покосилась на мятые простыни и… осталась стоять.

– Пустота может уничтожить и реальный мир тоже?

– Если Вайс не остановится, то да.

Пол под ногами завибрировал, мир перед глазами снова размазался, как будто кто-то провел мокрой кистью по акварельному рисунку. Линии потекли, тени уродливо смешались…

А потом все восстановилось.

Ни хрена себе. А вот это было жутко.

– Но я не могу, я не готова. Я договорилась только с огнем и водой, а все остальные?… Мне нужны еще четыре стихии. Может быть, мы сможем тренироваться еще? Хоть какое-то время?

Гийлир хотел было что-то ответить, но вдруг сцепил зубы, как от резкой боли. Каменные стены затряслись. Покачнулись и рухнули вазы с каминной полки, разлетаясь во все стороны.

А потом… снова все стихло.

– Больше нет Времени для тренировок, – проскрипел Гийлир. – Подойди, Марина.

На негнущихся ногах я подошла к Создателю мира, который все так же подпирал дверь. Последнюю дверь на пути Пустоты, и теперь это не было метафорой. Это в буквальном смысле была последняя преграда на пути к уничтожению Времени.

Гийлир сжал мое плечо и прошептал:

– Три из шести, Марина. А теперь иди, Время пришло. Останови Вайса.

Он оттолкнул меня от себя так сильно, что я кубарем полетела назад. Плечо прошило болью. Наверное, ударилась обо что-то.

Я не успела поправить Гийлира. Только две! Неужели он меня не слышал?

Что-то взорвалось позади меня, и после мимо пролетела та самая дверь. Я инстинктивно пригнулась, но в этом не было нужды: мир утратил привычные границы. Стены превратились в размытые полосы, которые рвали, как бумагу, призрачные руки. Клубы Пустоты бесшумно наступали со всех сторон, сужаясь кольцом вокруг меня.

Я сделала еще шаг, но провалилась, как Алиса в кроличью нору. Мир взорвался белым светом, и я едва успела отвернуться.

А после вдруг рухнула на твердую землю.

Скривилась от боли, потому что по ощущениям целых костей в моем теле не осталось. Плечо все так же горело огнем.

Нащупала пальцами влажную траву, уперлась руками и все-таки попробовала встать. Решила, что ослепла, но проморгалась, и белые мухи перед глазами постепенно исчезли, так что я смогла оглядеться.

Кругом простирался ночной лес, и я впервые ощутила незабываемый запах сырой земли и сосен.

В Безвременье не было запахов, ветра и даже звуков, а здесь было слишком много всего.

Я вернулась в мир живых.

Знать бы только, куда теперь идти?

***

Хотя Гийлир утверждал, что в Безвременье не ощущаешь усталости, стоило мне оказаться в мире живых, да еще и ночью, далеко я не ушла. Рухнула, как подкошенная возле ближайшего дерева.

Ноги меня не держали. Плечо, да и все тело, болели. Глаза слипались.

Я и в походы-то с палатками не ходила, потому что не могла отвлечься от сотни посторонних звуков. Оторопь брала от мысли, что вся моя защита это только хлипкие стены из брезента. Шорох ветвей, звуки ночных птиц, а вдруг медведь? Вон уже и ветка хрустнула… В общем, негативный опыт ночевок под открытым небом у меня был, но вот сил куда-то еще идти и искать разумное убежище на ночь не было, поэтому сгребла кучу опавших листьев под деревом, с мыслью о том, что, если не засну, то хотя бы переведу дух.

Кожа на плече горела, а сама рука болела так сильно, что я всерьез опасалась вывиха или чего серьезней. Проверять, что с рукой, не было сил, да и безлунной ночью вряд ли удастся много рассмотреть. Так что, устроившись, просто постаралась не двигаться лишний раз. Утонула в мягких листьях, одурающе пахнущих землей, спиной коснулась твердой коры ствола.

И мои глаза… просто тут же закрылись.

Больше не волновали ни подозрительные звуки, ни хищники, ни отсутствие каких бы то ни было стен. Пусть бы из брезента!

Удивительно, но так крепко и спокойно, как тогда под открытым небом, я не спала еще ни разу в жизни, а проснувшись, потянулась так вальяжно, словно спала на пуховых перинах, а не как бездомная собака на стоге сена. Улыбнулась первым лучам солнца, пробивающимся сквозь листву, а после огляделась.

И на этом хорошие новости кончились.

Передо мной стояли три гвардейца.

То, что они были не из Культа, стало понятно сразу. Те же цвета, что у Маконовских припевал. И никаких черных молний на плащах.