— Здравствуйте, — отчетливо выговорил вежливый Димка, —простите меня за непрошеное вторжение. Я не мог предупредить, потому что моймобильный телефон не может быть настроен на русскую мобильную сеть.

Тут Танька очухалась, содрала с себя огурцы и юркнула вближайшую дверь.

— Здравствуйте, — прокричала она оттуда, — не обращайте нанас внимания. Мы не ждали гостей.

— Если я не вовремя… — снова затянул свою песню Дима Волков,и Варвара пнула его в плечо.

— Ты что, — спросила она, не отпуская плечо, прикрытоетолстой курткой, — ненормальный? Раздевайся скорей, и давайте кофе пить! Толькооладьи сгорели. Неужели ты прямо с самолета?!

Он кивнул, вешая на крючок свою куртку.

— Я забыл, что у мамы может быть дежурство. У нее, скореевсего, дежурство, а папа, наверное, в командировке. Обычно он уходит на работуоколо девяти, а я приехал в половине восьмого.

— А может, он в булочную пошел, — предположила Варвара, —позвони, если хочешь. Но даже если он вернулся, — крикнула она уже из кухни, —все равно мы сначала кофе выпьем. Таня, вылезай! Господи, мы, наверное, годатри не виделись! Какой ты молодец, что приехал, Димка!

— Варвара, дай мне мои штаны, — приглушенно попросила Таняиз-за двери, — я не могу выйти.

— Сейчас. Димка, ты позвонил?

— Звоню. Пока никто не подходит.

— Ну, значит, нет никого! Иди сюда, я хоть посмотрю на тебя!На, — и она сунула брюки в открывшуюся дверную щель. — Димка, тебе чай иликофе?

— Кофе, — ответил он у нее из-за спины — очень близко, и онаобернулась с веселым удивлением.

Он почти не изменился, Дима Волков, который тискал ее ладоньсвоей большой влажной ладонью и выразительно сопел. Он остался огромным,розовощеким, смущенным, близоруким и белобрысым. Как всегда.

Какое счастье, что — как всегда.

— Вот Лидия Владимировна обрадуется, — глядя ему в лицо,пробормотала Варвара, взяла его за руку и подтащила к окну, чтобы рассмотретьполучше.

Пожалуй, он стал старше и, кажется, еще больше, чем раньше.Может, от того, что перестал сутулиться. Белый пух на щеках, похожий насвалявшийся войлок, исчез. Слоновьи глазки за стеклами широких очков смотрелина Варвару с радостным удивлением, как будто он тоже позабыл, какая она, итеперь вспоминал, и вспоминать ему было приятно. На нем был темно-синий свитеркрупной вязки и светлые джинсы, как в голливудском кино про горных спасателей.

— Димка, — сказала Варвара, рассматривая его, — я даже непойму, изменился ты или нет. По-моему, нет. Или да?

— Нет, — ответил он смущенно, — ты тоже — нет. Совсем. Ятебя помню точно такой же.

Сначала они учились в одном классе, а потом в одноминституте. Варвара поступила в него потому, что ездить было недалеко, а Димкапотому, что мечтал о высокой науке.

Варвара училась на тройки, слегка, для разнообразия,разбавляя их то двойками, то четверками, а Димка был отличник, умница, гордостьфакультета и радость деканата. Почему-то в этом очень трудном, элитном и ещечерт знает каком институте для особенно умных не приняты были обыкновенныестуденческие штучки вроде шпаргалок или списывания друг у друга контрольных вовремя отлучек в туалет. Каждый из «особенно умных» как-то особенно гордилсясвоим умом и не собирался делиться им с дурехами вроде Варвары. В группе онабыла единственной девушкой, и ей казалось, что ее тупоумие доставляет парнямудовольствие и значительно повышает их собственную значимость. Никто из них небыл так туп и не учился так плохо, как Варвара. Только Димка, единственный извсех по-настоящему талантливый, всегда помогал ей. Он решал за нее контрольныеи «задания» — на каждый семестр полагалось по два «задания». Пухлая брошюра сжелтыми страницами, изданная репринтным способом, вызывала у Варвары приступпаники, уже когда она получала ее в библиотеке. Она точно знала, что не сможетникогда ничего решить, даже под страхом расстрела — все равно не сможет.Варвара представляла себе инквизиторов — авторов пухлой брошюры с «заданием», —как они выдумывают задачи посложнее и позаковыристей, как потирают сухие ручки,как прищуривают иезуитские глазки, радуясь тому, что тупицам, вроде Варвары,никогда не прорваться сквозь возведенные ими баррикады.

Варвара и не прорвалась бы, если бы не Димка. Окончивинститут, он очень быстро и легко защитил все диссертации, получил всесуществующие степени, с тоской огляделся вокруг и понял, что нужно уезжать.

— Чучелом или тушкой, — грустно сказал он Варваре, когдапришел объявлять, что ищет себе работу «там».

— Что это значит? — не поняла Варвара.

— Это значит анекдот, — объяснил Димка. — Ты не знаешь? ВИзраиль уезжает старый еврей, а в клетке у него старый-престарый попугай.Таможенник говорит — птиц можно провозить только чучелом или тушкой, большеникак. Еврей плачет и клянется, что этот попугай в их семье уже лет сто и всетакое. Ну вот. Попугай слушал, слушал, а потом говорит: «Брось ты, Фима!..Чучелом или тушкой, а уезжать надо!»

— Ты же доктор наук, — сказала Варвара, рассматривая его. Онпечалился, болтал ложкой в чае, прятал глаза. — Тебе почти двадцать семь лет, аты доктор наук. Зачем тебе непременно уезжать, если ты так не хочешь?

— Не хочу, — признался Димка, — и родителей не хочуоставлять и… вообще. Но если меня хоть куда-нибудь возьмут, уеду.

— Почему?!

— Потому что наука в этой стране кончилась, — ответил Димкарезко и поморщился. Он не любил красивых фраз и стеснялся, когда приходилось ихпроизносить, — нет науки, все. И на протяжении нашей жизни больше не будет.

— Почему?

— Потому что вкладывать деньги в теоретическую науку могутпозволить себе только очень богатые страны. Зачем она нужна бедным, эта наука?!Из моей диссертации штаны не сошьешь, а для того чтобы я ее написал, знаешь,сколько денег нужно угрохать? Сначала на то, чтобы меня выучить, потом на то,чтобы обеспечить меня работой, потом на то, чтобы выделить мнеэкспериментальную и всякую прочую техническую базу!.. Мне надо зарплатуплатить, на конференции вывозить — я же не медведь в берлоге, чтобы нормальноработать, мне нужно знать, кто и чем занимается в мире.

— Дим, но у нас же самая сильная в мире наука. Была.

— У вас — это у кого? — осведомился Димка и перестал болтатьложкой. Слоновьи глазки стали зелеными от злости. — Эта страна семьдесят летработала только на войну, и ее наука работала только на войну. Очень успешноработала, между прочим. Отлично работала. Автомат Калашникова, «Су-27»,«Миг-29». Если наши не профукают, все это еще вполне можно продавать и делатьна этом бизнес. Но на науку денег все равно не хватит, даже если продать все,включая нашего директора. Хватит только на поддержание видимости, что вроде быона у нас есть и поэтому мы не сырьевой придаток вроде Венесуэлы с Бразилией, адержава!