— Ради чего?

— Хотела убедиться, что ты жива, — пожала она плечами.

— Зачем тебе это? Записка с предостережением, попытки встретиться… почему ты мне помогаешь? В прошлый раз ты дала мне убежать в благодарность за спасение Кеорсена. Жизнь за жизнь. Но теперь у тебя нет причин помогать мне.

— Может, мне просто любопытно.

Я дернулась как от удара, инстинктивно отодвинулась. Лунара нахмурилась.

— Кто говорил так? — требовательно спросила она.

— Рейшар, — выдохнула я.

Взгляд серебряных глаз метнулся к моим ладоням.

— Думаешь, он?

— А разве не об этом ты меня предупреждала? Ближайшие ударят первыми.

— Я не знала, что Рейшар стал для тебя ближайшим. — Лунара скривилась. — Нет, Сати, ближайшие — это Рингвардаады. Кто-то из твоего же рода желает тебе смерти.

Я не сразу нашлась с ответом. Мысли разлетелись в разные стороны, точно растревоженная стайка воробьев. Потребовалось минуты две, прежде чем я смогла ухватиться за одну из них.

— Почему ты так решила?

— Слышала. На празднике.

Я нахмурилась, недовольная сухостью ответов, и Лунара пояснила:

— Ближе к рассвету мне стало скучно. Нет, прием вышел отличный, не подумай. Просто мне в принципе такие мероприятия не особо нравятся. Я тогда забралась в одно из кресел в самой дальней нише, думала просто переждать некоторое время. А потом услышала даже не разговор — так, обрывки фраз. Голоса звучали слишком тихо, да и шум вечера сильно отвлекал. Я мало разобрала. Но фразу «наш род не должен быть опозорен полукровкой» услышала отчетливо.

— Это ведь еще ничего не значит, — попробовала возразить я, но замолчала, наткнувшись на очень насмешливый взгляд.

— Сати, Сати, ты по-прежнему плохо понимаешь наши порядки. То, что сделал твой отец, — плевок в лицо большинству высших. Поставить дочь рабыни на одну ступень с нами… — Лунара неодобрительно поджала губы, но тут же поспешила добавить: — Меня это не волнует. Ну, не сильно волнует, — исправилась она. — Но для остальных признанная получеловечка, да еще и наследница шестого рода — это пятно на истории нашего вида. Пятно, которое нужно вывести, понимаешь? Да, Маорелий признал тебя дочерью, но даже для демонов его рода это стало ударом. Они не смеют идти против его воли, но против тебя лично пойдут не задумываясь.

— Кеорсен знает об этом?

— Нет. — Луна качнула головой. — И о том, что я здесь, тоже. Ни он, ни Ли.

— Почему?

— Ли до сих пор бесится, что ей пришлось признать тебя одной из первых. А Кеорсен в последние дни… странный. Он редко появляется в замке, а когда бывает, рычит на всех. Слуги и рабы трясутся и едва ли не заикаются. Да чего уж, — демоница поморщилась, — даже мы с Ли стараемся лишний раз не попадаться Кеорсену на глаза. Если он узнает, что на тебя покушались…

— Не говори ему, — перебила я, хватая ее за руку.

Лунара смерила меня внимательным взглядом.

— Что-то произошло? Это из-за тебя кузен злится?

— Нет. Точнее… не знаю, — добавила неуверенно. — Я просто попросила его оставить меня.

— То-о-очно. Ты ведь теперь одна из нас, а значит, не принадлежишь больше Кеорсену. Отдавать игрушки мы ненавидим, а уж когда их у нас отнимают…

— Я не игрушка, — возразила спокойно. — Да, была ей когда-то, но уже давно не она.

— Знаю, — на удивление быстро согласилась Лунара. — Просто мне нравится смотреть, как ты кривишься всякий раз, стоит назвать тебя игрушкой.

— Издеваешься?

— Если только самую малость, — лукаво призналась она.

Странно, но откровение не вызвало во мне негодования. Наоборот, мои губы вдруг сами растянулись в ответной улыбке.

— Хорошо, — кивнула демоница, — я не скажу кузену о покушении. И о том, что я с тобой виделась.

— А взамен?

— А взаме-э-эн… я хочу грайсерского коня! — выдала она, ничуть не стесняясь. — Маорелий ведь как раз подарил тебе одного, верно?

Я задумалась. Имела ли я право поступить так с подарком Маорелия? Не разозлится ли он? В памяти всплыл наш разговор на конюшне, а потом еще один — тот, что я подслушала совсем недавно. В груди закипел гнев.

Пусть даже Маорелий и заботится о моей безопасности, я не собираюсь послушно идти у него на поводу. Мне не нравится выбранная им для меня судьба. И если, как он говорил, грайсерский конь — обязательный атрибут для наследницы рода, без которого ни одна семья не станет рассматривать ее в качестве возможной невесты, то…

— Я согласна, — произнесла твердо. — Но конь, насколько я знаю, дорогой. Одного молчания за него мало.

Лунара усмехнулась:

— И чего же хочешь взамен ты?

— Помоги мне встретиться с Рейшаром.

Грифельно-серые брови взметнулись в изумлении.

— Не боишься? А что, если это действительно он организовал на тебя покушение?

— Я не хочу теряться в догадках. Мне нужна правда. Любая, даже самая неприглядная.

Мы с Лунарой проговорили едва ли не до ночи. Продумывали, как и где она может незаметно встретиться с Рейшаром. Выбираться незамеченной в замок Рингвардаадов стоило ей немалых усилий, о том, чтобы проделать то же самое с замком Моргранов, речи не шло.

Брать с нее клятву о молчании я не стала. Во-первых, мне казалось, стоящий на кону грайсерский конь — хорошая причина соблюдать наше соглашение. А во-вторых, с недавних пор я разочаровалась в клятвах. При желании лазейки можно найти почти в каждой из них.

Перед сном, уже после того, как Лунара улетела, ко мне в спальню зашел Маорелий. Поначалу пытался убедить прекратить любое общение с Артенсейрами. А потом, поняв, что я не отступлю, огорошил новостью. Через неделю в замок прибудут Вирсейры. Мои попытки отказаться или увильнуть от встречи с возможным женихом Маорелий пресекал на корню.

— Ты не можешь заставить меня выйти замуж! Не сейчас! — Я едва не плакала от бессилия. Знала, как глава рода, Маорелий вправе решить этот вопрос за меня.

— Именно сейчас, Сатрея, — отрезал он. — Я уже все решил. Эта встреча даст вам с Торрелом шанс познакомиться. А по ее окончании Лерден и я подпишем соглашение. Твоя судьба решена, Сатрея. Прими ее и смирись.

— Ни за что! — выдохнула я, упрямо встречая хмурый взгляд синих глаз.

Какие бы цели ни преследовал Маорелий, я не стану ему подыгрывать. И если у меня осталась неделя, я воспользуюсь каждым днем, чтобы найти способ избежать навязываемой участи.

Маорелий ушел, так и не получив от меня согласия. Я же осталась лежать, злясь на него и на собственную слабость. Пожалуй, никогда прежде я не ощущала себя игрушкой настолько, насколько теперь, став наследницей рода. Мои просьбы и желания игнорировались, мной распоряжались по своему усмотрению, и осознание этого заставляло все во мне кипеть от негодования.