Ильин помолчал и скомандовал:

– Тогда слушай песню о самом плохом! Только несколько фраз! Называется «Не для меня». Песню запевай!

Разведчики начинают:

Не для меня

Дон разольееется,

Не для меня

Весна придет.

Ильин командует:

– Стоп! Ну что, это – лучше?

– Товарищ старший лейтенант, давайте о веселом!

Ильин подъехал к арбе-«санитарке», наклонился в седле, негромко спросил гармониста и Олю:

– Давай «Лизавету»!

И громко объявил:

– Лучшая песня 1942 года! Кинофильм «Александр Пархоменко». «Ты ждешь, Лизавета»! Запевай!

Гармонист лихо начинает, Оля подхватывает:

Ты ждёшь, Лизавета,

От друга привета.

Ты не спишь до рассвета,

Всё грустишь обо мне…

Песня прекращается, когда ветер перерос в пыльную бурю накрыл колонну грязной черной волной.

Злобный вой ураганного ветра вернул Ильину страшные воспоминания весны 1942 года.

Майское наступление в районе Изюмо-Барвенковского выступа. Эйфория первых побед. Командиры, поднимая солдат в атаку, радостно кричат: «Ура! Даешь Харьков! За Родину!» А потом…

Артиллерия немцев, пикирующие бомбардировщики не дали нашим никаких шансов. Как будто заработала страшная мясорубка! Взрывы были повсюду. Повсюду летали клочья окровавленных человеческих тел!

Ударной волной Ильина отбросило на дно траншеи. От удара о снарядный ящик он потерял сознание.

Очнулся и увидел страшное: перед ним – тело без головы. Сам Ильин покрыт чем-то мокрым и скользким. Ощупывая себя, он понял, что это кровь и мозг погибшего солдата.

«Пить…» – стонал кто-то рядом. Ильин перевел на него взгляд. Увидел жуткое: солдат с распоротым осколком животом сидит и красными от крови руками толкает вывалившиеся кишки назад. Лицо – удивленное. Мухи огромной тучей кружатся над солдатом, садятся и лезут в рану. Боец даже не отгоняет их. Шок очень сильный!

Не успел Ильин понять, чей это боец, как новый взрыв выбросил его из траншеи. Опять – потеря сознания. Очнулся и не поверил глазам: поле боя сплошь завалено телами убитых солдат. Контузия тогда спасла Ильина. Немцы посчитали его за мертвого. В сумерках он пришел в себя. Выполз из-под груды тел. Нашел разбомбленный штаб дивизии и спрятал под гимнастеркой боевое знамя части. В ближнем овраге обнаружил единственных выживших, прятавшихся в щели под обрывом: пятерых бойцов и начальника штаба 902-го полка майора Календу… Ночью захватили отставший от немецкой колонны грузовик. И прорвались к своим.

В сумерках колонна остановилась.

– Ну, наконец роздых! Ура! – слышны радостные голоса.

– Слушай приказ! – говорит командир полка, собрав офицеров. – Получить оружие, патроны! Двигаемся дальше! Майор Кроха! Твой батальон идет на Башсыз! Туда уже переброшена автомобильная техника, бронетехника. Второй батальон окапывается здесь, создает опорный пункт! Командный пункт полка – здесь. Бронетехника подойдет завтра.

Слышен лязг винтовок, выдаваемых из ящиков, расположенных в телегах.

– А че винтовки-то не всем раздали?! – спрашивает у Ильина его разведчик. – Смотрите, без оружия идут!

– Тихо! – отвечает Ильин. – Это – страшная военная тайна! А если серьезно, то это беда! Нехватка оружия. И патронов мало. Наверное, тыловики решили, что бойцы у немцев отберут карабины!

– Да как же отберут, голыми руками, что ль?!

– Ты ведь можешь и голыми руками! Или забудешь казачий спас при встрече с немцем?!

– Башлык, да вы че? Не забуду!

В темноте колонна 3-го батальона продолжает движение. Чувствуется усталость бойцов. Время от времени солдаты засыпают прямо на ходу и уходят из колонны в степь. За ними бегут товарищи, будят, возвращают в строй.

Ильин слушает монотонный гул тысячи ног по гулкой утрамбованной глине дороги, смотрит на светящееся чудным светом звездное небо, покрытое миллиардами ярких звезд. Тянет носом запах горькой полыни. Закрывает глаза. Опять перед ним – родной Дон и речка Медведица, родные степи с душистым чабером да полынь-травой.

И он, сильный и здоровый молодой парнишка, лежит на песчаном берегу Медведицы. Удочки воткнуты в песок, чуть колышатся на колышках. Костер горит, освещая прибрежные ивовые кусты. В котелке булькает наваристая духмяная уха…

Только далекий гул да зарницы на севере напоминают, что это не Дон и не то мирное времечко. Где-то далеко идет страшное сражение – немецкие дивизии рвутся к Сталинграду, день и ночь обстреливая из орудий и сбрасывая тысячи бомб. Целый город горит и плавится в страшном огне! Отсюда и сполохи далеко за горизонтом.

«Надо подбодрить бойцов!» – думает Ильин. И говорит:

– Внимание! Станица Березовская приглашает всех в гости. После войны! Чтоб не спутать станичников с турками, начинаем изучать казачий говор. Сейчас Аханов все расскажет!

Обращается к солдату:

– Аханов! На хуторе фасоль – это как?

– Квасуля!

– Не слышно! Взвод, внимание! Как будет фасоль?

– Квасуля!

– Ха-ха-ха! – раздается дружный хохот.

Громкий голос откуда-то из середины колонны обрывает хохот:

– Че смишного? Це украинська мова! Не козачий зовсим!

Ильин озирается:

– Ты кто, откуда родом?

– Соседи ваши, из Даниловки!

– Ты прав, земляк! Скорее всего из Даниловки казаки и взяли украинские слова. Как, например, в Березовке называется место позади огородов? Левада! Чистейшее украинское слово! Но казаки переняли и туркменские слова. Что такое «сарай»?

– Развалюха, что еще!

– Не угадал! По-туркменски это – «дворец». А знаете слово «карга»?

– Конечно! Это страшная старуха!

– У туркмен это всего-навсего «ворона»! Да очень много слов переехало в русский отовсюду. И звучит-то очень смешно.

– А «тыква» как по-казачьи?

– Тыкля! Чаво ишо треба?

– Чаво аскалились?!

– Ха-ха-ха! А че еще у вас есть?

– Иде? На базу аль на ляваде?

Впереди идущая рота заражается хохотом и начинает ржать:

– Че он говорит? Эт че, китайский язык?

– Говно собачье!

Опять – взрыв хохота.

– Кличете вы как друг друга?

– А-то ня знаятя?! Ванькяя! Петькяя! Машкяя!