Когда на другой день вечером запыленный и вымотанный Ягун,вернувшись с тренировки, вошел в гостиную, его уже ждали. Когда к немуустремилась целая толпа, играющий комментатор опешил и заслонился пылесосом.Ему померещилось почему-то, что его будут бить.

– Шестнадцать лет! Виват! Дергай его за уши шестнадцатьраз! – закричал Кузя Тузиков.

Сколько Ягун ни отбрыкивался и ни вопил, что уши дороги емукак память, отвертеться от школьного обычая ему так и не удалось. Вскоре егооттянутые уши стали еще более пунцовыми и оттопыренными, чем в предыдущиепятнадцать лет его жизни. Потом Ягуна, уронившего свой пылесос, на рукахподнесли к столу и посадили на установленный на столе стул. Здесь, на стуле,как на троне, он и сидел все то время, пока ему вручали подарки.

Подарки были самыми разнообразными: шлем с забралом длядраконбола, новая насадка на трубу пылесоса, перочинный нож и целая банкаотвратительной слизи кикиморы – подарок Верки Попугаевой. По ее утверждению,запах этой слизи, нанесенной толстым слоем поверх упырьей желчи, отпугивалдраконов. На деле же он был так отвратителен, что никто не решался этопроверить. Более того, Таня с Дусей Пупсиковой потребовали у Ягуна немедленноубрать эту слизь подальше, чтобы не провонял пирог.

– Ого, какие на пироге дыры! Это так специальнозадумывалось? – обрадовался Ягун.

– Специально. Это чтобы внутри хорошо пропеклось, –подтвердила Таня, мстительно отыскивая взглядом малютку Клоппика, явноуспевшего побывать здесь еще раз.

Однако Клоппик и не думал удирать от возмездия. Вертясь подногами у старших, он, жутко картавя, громко прочитал детский стишок, неожиданнои даже совсем не в рифму завершившийся новоизобретенным заклинанием Лицентияпоэтика!

Что-то вспыхнуло, заискрило. В воздухе заметались холодныеяркие молнии. Все были ослеплены и принялись тереть глаза, что позволиломалютке Клоппику утащить связку баранок – один из подарков Ягуну – и скрыться внеизвестном направлении. Малютка явно делал успехи, прилагая все усилия, чтобысо временем вновь стать главой темного отделения.

– Чего-то мне есть хочется! – поигрывая перочиннымножом, деспотически заявил Баб-Ягун.

Он уже начал разрезать прогрызенный вредным малюткой пирог,когда в гостиную неожиданно ввалилась большая группа темных – Семь-Пень-Дыр,Горьянов, Жикин, Гломов, Рита Шито-Крыто и другие. По выражению их лиц и плохоскрытым ухмылкам Таня поняла, что темные явно намереваются устроить скандал.

Гробыня, видно, заранее приготовившаяся, выдвинулась вперед.

– Ну что, Гроттерша, с днем рождения! – вызывающезаявила она.

– Вообще-то день рождения не у меня, – сказала Таня.

– В самом деле? – удивилась Склепова, делая вид, чтозабыла. – А у кого? У Ягунчика? Ягунчик, лапочка, прости меня! Можно ятебя поцелую?

Гуня Гломов передернулся от ревности. Покачивая бедрами,Гробыня подошла к Ягуну и поцеловала его в щеку. Дуся Пупсикова замигала, сненавистью уставившись в стену. Похоже было, она вот-вот разрыдается.

– А теперь подарок! Любишь подарки, Ягунчик? Гуня! Подисюда! Где то, что я тебе дала? – позвала Гробыня.

Гуня Гломов, все так же хмуро глядя на Ягуна, подошел. Вруках у него был деревянный лакированный ящик с серебристой монограммой накрышке, чем-то напоминавший ящики, в которых два века назад хранились дуэльныепистолеты. Ящик выглядел неплохо, хотя было похоже, что ему не одно десятилетиепришлось пролежать в сыром месте или под землей. Во всяком случае,металлические детали позеленели. Дерево кое-где покоробилось от влаги.

– А что там внутри? – спросил Ягун.

– Да так, подарочек… От всего темного отделения, –томно произнесла Склепова.

Ягун принял ящик у Гуни из рук и хотел открыть его. Но неуспел он дотянуться до замка, как Гробыня, непонятно улыбаясь, выхватила ящикиз рук именинника и сунула его в общую кучу подарков.

– Не надо, лапочка! Это долго! Учти, внутрь можно заглянутьтолько через год! Запомни – триста шестьдесят пять дней – не раньше! Это оченьважно! – сказала она и вернулась к темным. – Гунечка, за мной! Пошлидоедим пирог! Посмотрим, чем эти беленькие попытаются отравить нас на этот раз! –скомандовала Склепова, занимая лучшее место на диване в общей гостиной.

Гуня последовал за той, у кого всю жизнь шел на поводу, дажене надеясь на взаимность. Настроение у него почему-то заметно улучшилось.

* * *

Дружеская пирушка затянулась далеко за полночь. Дважды изкоридора зловещий, как Летучий Голландец, выплывал Поклеп Поклепыч и пыталсяразогнать всех по комнатам. Зная, что спорить бесполезно, все делали вид, чторасходятся, но уже через несколько минут собирались вновь. Рассвирепевший завучостался было в гостиной, чтобы подстеречь учеников, но вовремя вспомнил, чтооставил русалку в пруду одну, а от одиночества до измены один шаг.

Побледнев, он завернулся в плащ, закружился и, точнопчелами, облепленный красными искрами, немедленно телепортировал.

– Любовь – это белая роза на сером плаще жизни! Здесь жепешком десять минут, а телепортировать в сто раз опаснее! Вот что значитнастоящее чувство! – патетично сказала Дуся Пупсикова.

Теперь, когда Поклеп уже никого не подкарауливал, никто немешал ребятам делать все, что им заблагорассудится.

Рита Шито-Крыто ненадолго скрылась у себя в комнате ивынесла тарелку из черного фарфора. Тарелка была покрыта рунами икабалистическими знаками. Значения большинства были Тане неизвестны, но дажетех, что она знала, хватало, чтобы сделать вывод: ни один уважающий себя белыймаг эту тарелку даже в руки не возьмет. Черные маги – совсем другое дело. У нихсвои представления о допустимости и недопустимости заигрывания с потустороннимисилами.

– Как насчет спиритического сеанса? А, беленькие, в кустыубегать не будем? – нехорошо усмехаясь, предложила Шито-Крыто.

– А кого вызовем? – дрожа в равной мере от страха и отлюбопытства, спросила Пупсикова.

Перед тем как ответить, Шито-Крыто обвела всехпроницательным взглядом.

– А… Ту-Кого-Нет… Чумиху! – уронила она небрежно.

Демьян Горьянов разинул рот.

– Ту-Кого-Нет? Но она мертва!

– Горьянов, ты туп, как твой пылесос! Спиритические сеансыдля того и существуют, чтобы общаться с духами. Поболтать с живыми можно и позудильнику, – отрезала Рита. – Ну так как, беленькие? Вызываете снами Чумиху, или кишка тонка?