Мишка шел чуть впереди и по праву сильного волок на себе весь наш скарб и две охапки рогоза, перекинув веревку, связывающую их, через шею. Тюки были не тяжелые, но очень объемные и неудобные. Я пыхтела сзади. Веревка резала шею, дурацкий камыш цеплялся за кусты, желая послушать скабрезные шуточки ветра, и мне приходилось силой выдирать его из цепких веток. Обычно я не геройствовала, вязала тюки значительно меньшего размера и носила их по одному, но сегодня почему-то решила, что не должна уступать Мишке. Хотя было очевидно, что этот тощий бугаище меня сделает одной левой. И сейчас я тихо материлась на себя, на Мишку, на рогоз, на кусты и даже на земляной пол в моем доме.

— Тише, — Мишка внезапно остановился посреди тропинки и замер без движения. Я воспользовалась паузой и скинула с себя ненавистный рогоз, и застонала, растирая шею. — Тише, — повторил Мишка, — слышишь?

Он хмурил брови и смотрел по сторонам, как будто бы пытался определить с какой стороны идет звук. Я прислушалась… Но сердце в моей груди колотилось так сильно, а легкие с таким шумом вдыхали в себя воздух, что я больше ничего не слышала, как ни старалась.

— Что там? — шепотом спросила я.

— Не знаю, — так же тихо отозвался Мишка. — Вроде бы кто-то пищит…

— Пищит?! — ахнула я, чувствуя, как от мокрой от пота спине пробежали мурашки с очень холодными лапками. Меня сразу стало знобить. Захотелось оказаться дома, спрятаться в темноте и прижаться к Борису, надеясь, что неведомая тварь не найдет меня до заката.

— Ага, — кивнул Мишка. Осторожно присел и, оставив на земле тюки рогоза и весь наш скарб, встал снова. — Там, мотнул он головой вправо и осторожно, крадучись сделал шаг в ту сторону.

— Ты куда? — зашипела я. Вдруг это кто-то опасный? А он вместо того, чтобы бежать прятаться, лезет на рожон! Сейчас как выскочит кто-нибудь из кустов, и как сожрет на нас на ужин!

— Посмотрю, — выдохнул Мишка и улыбнулся, как будто бы страх, который он легко прочитал на моем лице, был чем-то смешным. И не дожидаясь ответа, бесшумно скользнул в кусты. При этом, занятые интимным шепотом с ветром, они будто бы ничего не заметили. Даже ни одна ветка не шелохнулась.

Я застыла на месте придавленная страхом. Чутко прислушивалась к звукам и вертела головой из стороны в сторону, стараясь не пропустить ни малейшего постороннего звука. Думаю, если бы сейчас где-то хрустнула ветка или раздался бы крик, я с визгом умчалась бы прочь. Но все еще было тихо. Почти… Мне вдруг стало казаться, что я тоже слышу писк там, куда ушел Мишка. Звук становился все громче и громче, как будто бы этот неведомый кто-то приближался. Как будто бы некто сожрал Мишку и теперь шел за мной…

Не знаю, почему я не умчалась домой, в безопасную темноту моего дома, под защиту спящего беспробудным сном темного мнишки… Наверное, потому, что в глубине души понимала, если на мальчишку на самом деле кто-то напал, то спрятаться у меня все равно не получится. А Борис, очнувшись с последними лучами солнца, найдет от меня только рожки да ножки…

Когда стена кустов дрогнула, беззвучно выпуская из своих цепких объятий Мишку, я с облегчением выдохнула. Живой! И даже что-то притащил с собой. Он был без рубашки, она сейчас выполняла роль мешка, в котором кто-то шевелился и пищал.

— Смотри, — Мишка довольно улыбнулся, — кого я нашел.

Он подошел ко мне и распахнул мешок. На дне копошились с десяток пушистых комочков… Рыжий, с черными подпалинами пух, крошечные круглые глазки и маленькие, слегка загнутые вниз клювики… Только они и отличали этих крошек от привычным мне цыплят.

— Это дикие куры, — пояснил Мишка. — Их мамку задрали прямо на гнезде. А эти видать разбежались, поэтому их и не тронули. Если их вырастить, что довольно несложно, то у вас будут яйца…

— Какие они милые! — перспектива получить яйца мгновенно все изменила. Я тут же влюбилась в этих маленьких курочек… И протянула рук, чтобы погладить.

— Осторожно! — предостерег меня Мишка. Я невольно одернула руку, — укусят. Они голодные. Пока их собрал все руки исклевали.

И только тут я заметила, что Мишкины ладони покрыты маленькими кровоподтеками, а кое-где даже содрана кожа и выступила кровь.

— Это они тебя так?! — ахнула я. — Они что плотоядные?!

— Так цыплята же, — улыбнулся Мишка. — Надо отнести их домой, устроить гнездо и накормить рыбными потрохами. Пойдем, — кивнул он мне и добавил, — оставь тюки, я потом сам их донесу.

Временное гнездо мы устроили из логова псица. Он обиженно скулил, когда мы его оттуда вытащили, но, увидев новых жильцов, предпочел ретироваться и не связываться. Правый и Левая, которые давно сбежали от нас с Мишков, устав торчать у воды, услышали шум и примчались из кустов. Шевелящийся мешок, который мы подвесили на куст рядом с домиком псица, привлек их внимание. Они с любопытством тянули шеи и разглядывали малышей ровно до тех пор, пока один особенно голодный цыпленок не подпрыгнул и не вцепился мертвой хваткой в клюв Правому, повиснув на нем, как елочная игрушка.

Левая заорала так громко, что испугались все: и цыпленок, тут же выпустивший добычу, и Правый, ошеломленный случившимся, и мы, и даже сама Левая.

Мишка, который в это время собирал сухую траву, удивленно произнес:

— Не думал, что гурлинки могут так орать…

— Ага, — кивнула я… несчастная Левая неосознанно транслировала мне свою панику, и я старалась успокоить ее. Хотя вид страшного зубастого цыпленка, который в один присест проглотил половину Правого внушал реальный ужас. Не думала, что у гурлинок такое живое воображение… Разве у животных, вообще, есть воображение?

Зато с тех пор Правый и Левый никогда не подходили ни к цыплятам, ни к курам. Одного нападения хватило, чтобы напугать впечатлительных птичек.

А мы с Мишкой натолкали свежего сена в логово псица, сунули туда цыплят и дали им рыбьи потроха, которые я предварительно накрошила, чтобы им было удобнее их есть. И совершенно зря. Эти маленькие монстры рвали мясо так, что стало невольно страшно. А вдруг вырвутся и сожрут нас?

Мишка тоже проникся… И мы тщательно закрыли вход в цыплячье гнездо обломками досок и камнями, чтобы не осталось ни одной щели.

— Надо им сплести загородку, — почесал затылок Мишка. Взглянул на солнце и решил, — еще может успею. Я пошел за вещами, а ты пока нарежь прутья ивовые. Их надо много…

День отдыха внезапно превратился в вечер