А что, если ее муж действительно в тюрьме? Она ведь ужезапрашивала Польсон в Сан-Квентине. Нет, Пол, тут все сложнее. Лично япредставляю себе происшедшее так: этот Уортфильд как-то выбился в люди. Онначал зарабатывать большие деньги. Может быть, познакомился с какой-нибудькрасивой женщиной и увлекся ею. Он решил жениться на ней и развестись с первойженой. Он не решался прямо требовать развода во избежание скандала. Итак,теперь он важная птица, но прошлое, о котором он не может никому рассказать,мешает ему, тянет его назад. Тут он и выдумал эту историю с тюрьмой. Онпытается помешать жене приехать в Калифорнию и, чтобы вернее преуспеть в этом,заставляет ее высылать ему каждый заработанный грош.

– Но ведь это же подлость! – воскликнул Дрейк.

– А он и есть подлец. Потому он велел ей посылать деньгиСпиннею.

– Но почему ты думаешь, что ее муж именно Хоумен?

– Спинней только посредник. Это кто-то, на кого муж этойженщины может целиком положиться. Он приезжает в Сан-Франциско, получает тампочту и в случае необходимости связывается по телефону с мужем.

– Звучит логично. Пожалуй, Уортфильд – это действительноХоумен. Правда, остается еще его младший брат, который живет вместе с ним. Но унего полное алиби на весь день происшествия.

– Все-таки не мешает заняться и им, – заметил Мейсон. –Расскажи мне о нем.

– Его зовут Орас. Он на семь или восемь лет моложе брата.Увлекается рыбной ловлей и игрой в гольф. Весьма приятный молодой человек.

– Работает?

– Как все в Голливуде, – усмехнулся Дрейк. – Старший братбез конца пытается пристроить его куда-нибудь, но он нигде долго не держится. УЖюля есть яхта, верховая лошадь, он член нескольких гольф-клубов. В основномвсем этим удовольствиям предается его младший брат.

– Подожди минуту, – прервал Мейсон. – Ты сказал, что Орас небыл в Голливуде в день катастрофы.

– Он отплыл на яхте на рыбную ловлю.

– Он может быть Спиннеем.

– Весьма вероятно.

– Или Орас – муж, который нам нужен, а Жюль выгораживаетего.

Дрейк нахмурился.

– Об этом я не подумал. Но Жюль – занятой человек, а егобратец – бездельник. Он, пожалуй, просто написал бы ей: послушай, крошка, я вГолливуде, но дела мои плоховаты. Держусь только потому, что братец помогает,но если он узнает, что я женат, то выгонит меня к чертовой матери. Может,покончим с этим? Я пошлю тебе немного денег, и ты свободна.

Мейсон сказал:

– Меня сбивает с толку то, как она отнеслась к этойфотографии. Ты уверен, что это фото Хоумена?

– Абсолютно. Я же видел его.

– Оставим пока это. Я был вчера у Стефании Клэр. Пришлосьсказать ей, что дело довольно серьезное.

– Перепугалась?

– Она не из таких. Думаю, мне нужно будет самому повидатьсяс Хоуменом, Дрейк.

– Его трудно застать вечером.

– Боюсь, нам будет трудно застать его и днем. Где он живет?

– На вилле в Беверли-Хиллз.

– Телефон.

Пол вынул из кармана записную книжку и протянул ее Мейсону.Тот записал номер.

– И с этим голливудским магнатом ведет приватные разговорымистер Спинней, обитатель жалкого пансиона!

– Он вовсе не магнат, Перри. Просто бедный невольник,работающий за какие-то три тысячи в неделю. Кроме того, не забывай о налогах.

Мейсон усмехнулся.

– Забавно будет поболтать с ним.

– Много не вытянешь, – предупредил Дрейк. – Этот тип неочень-то разговорчив.

– Если я не ошибаюсь, Пол, этого человека преследует самоестрашное привидение – его собственное прошлое. В таких обстоятельствах, еслиподойти к делу умеючи, можно узнать все, тем более что я отнюдь не собираюсьщадить нервы мистера Жюля Керна Хоумена.

Свет уличных фонарей освещал фасад белой виллы в испанскомстиле. Красная черепичная крыша казалась почти черной. Маленький филиппинец вбелой куртке распахнул дверь.

– Я звонил мистеру Хоумену, – сказал Мейсон. – Я…

– Да, мистер Мейсон, – ответил бой, – сюда, пожалуйста. Вашушляпу и пальто, пожалуйста.

Вслед за мальчиком Мейсон прошел через ряд больших, хорошообставленных комнат в студию хозяина, окна которой выходили в небольшой двориктипа испанского патио. Хоумен сидел за письменным столом, уставившись вотпечатанную на машинке рукопись, испещренную карандашными пометками. Онвзглянул на Мейсона, сделал нетерпеливое движение рукой с зажатым в нейкарандашом и сказал:

– Садитесь. Только не говорите, пожалуйста.

Мейсон остановился перед столом, с интересом рассматриваяхозяина. Затем он спокойно опустился в глубокое мягкое кресло, продолжаянаблюдать, как охотник наблюдает за добычей.

Шторы были подняты, и в окна можно было видеть двор спальмами и фонтаном. Позади фонтана находился небольшой бассейн для плавания.Дом производил впечатление, этого нельзя было отрицать. Он явно был рассчитанна то, чтобы вызывать восхищение. Несомненно, его строил мастер своего дела истроил для человека, способного оценить его работу.

Хоумен склонился над рукописью в позе человека, всецелопоглощенного своими делами. На Мейсона он не обращал ни малейшего внимания.

Внезапно он поднял голову:

– Я только закончу эту сцену и буду к вашим услугам.

Внешность Хоумена была довольно внушительная, несмотря нанебольшую лысину, которую он, впрочем, не пытался скрывать. На носу красовалисьочки в черепаховой оправе.

Глаза за стеклами очков были пристально устремлены нарукопись. Внезапно он схватил со стола карандаш и принялся покрывать полястраниц неразборчивыми строчками. Писал он очень быстро, казалось, рука непоспевает за ходом мысли. Потом он так же внезапно отбросил карандаш и поднялна Мейсона глаза странного красновато-коричневого оттенка.

– Сожалею, что заставил вас ждать. Я не думал, что выпридете так скоро. Мне нужно было закончить сцену, мы собираемся снимать ее вэти дни. Похоже, что ваш визит здорово выбьет меня из колеи. Тот детектив, чтоприходил перед вами, уже отнял у меня время. Мне надоело все это, пора кончать.Что вы, собственно, от меня хотите?

Мейсон, однако, не спешил сразу переходить к цели своего визита.

– Я не думал, что вы так поздно засиживаетесь за работой.