– Парочка на меня налетела в дверях, – полусоннопроговорил Андрей, – парень и девка… Вроде так, шпана мелкая, ничегоособенного, а что-то подозрительно ловкие… выбили у меня портфель, потомвернули… могли и подменить…

Последние слова Рудейко проговорил еле слышно и тут жезабылся глубоким здоровым сном прямо на плече у телохранителя.

Охранник тяжело вздохнул, обхватил босса поперек туловища ипотащил к лифту.

Позднее, передав дежурство своему сменщику, он помчался кМарине, сногсшибательной девице, с которой познакомился месяц назад.

Хотя была уже глубокая ночь, и он изрядно устал, потрясающеетело Марины, ее детски-невинные и одновременно глубоко порочные глазапритягивали его, как магнит, сводили с ума, распаляли и будоражили воображение,и он теперь ни одного дня не мог прожить без ее изощренных ласк.

У него был собственный ключ от Марининой квартиры. Открывдверь, он прошел в спальню. Марина спала, как ребенок, свернувшись калачиком иподложив под щеку кулак. Он приподнял одеяло и жадным взглядом окинул еенежное, покрытое легкой испариной сна тело, вдохнул его аромат – смесьсобственного неповторимого запаха Марины, свежего, сладковато-яблочного, илегкого жасминового аромата ее духов.

Марина мягко повернулась, сонно улыбнулась ему, не открываяглаз, и пробормотала:

– Это ты, Витенька? Ну иди же ко мне!

Виктор склонился над ней. Его обдало горячей волной, кровь застучалав висках.

Торопливо раздевшись, он скользнул в постель, прильнул кней, впился жадными губами в ее нежную шею, в губы, в грудь, покрыл все ее телогорячими торопливыми поцелуями. Лицо Марины порозовело. Она приоткрыла глаза,прижала голову Виктора к своему животу и жарко прошептала:

– Не торопись, не спеши! Ты знаешь, как я люблю, –медленно-медленно, и чтобы ты все время говорил, говорил, говорил…

Виктор медленно, осторожно вошел в нее, почувствовав, какжадно и вместе с тем неторопливо она раскрылась ему навстречу. Томительная,едва переносимая нега окутала его розоватым облаком.

– Говори, говори! – шептала Марина, закусив егоухо мелкими острыми зубами. – Говори, умоляю, ну что же ты!

В ее голосе было едва ли не отчаяние и вместе с тем такаястрасть, что Виктор совершенно потерял голову.

Он говорил, как в бреду, искусанными пересохшими губамиуткнувшись в нежную ложбинку над ее ключицей, говорил о том единственном, чтознал, – о своей работе, о своем шефе, Андрее Рудейко, говорил о том, каквысадил того возле «Пассажа» с толстым кожаным портфелем и встретил у другогоего выхода, причем портфель был уже явно пустым.

Марина прильнула к нему всем телом, она ритмично сжималабедра и щекотала ухо Виктора нежным горячим языком. Дыхание ее учащалось, ибедра наливались волнующим жаром и тяжестью, но она повторяла безумнымгорячечным шепотом:

– Говори, говори, не останавливайся!

Виктор, почти теряя рассудок, говорил о том, как сразу послесобытий в «Пассаже»

Рудейко с явной яростью разговаривал по телефону, и этотразговор пересказал ей дословно.

Она дышала все чаще и чаще, и в глубине ее тела начиналисьпервые безумные судороги, но сквозь тихий и, кажется, жалобный стон Маринашептала:

– Говори, говори…

И он говорил о том, как тащил вечером пьяного шефа, а тотболтал что-то непонятное про странную парочку, столкнувшуюся с ним в дверях«Пассажа»…

Он не знал, о чем еще рассказывать своей ненасытнойлюбовнице, да и не мог больше говорить. Глаза его застлало красным туманом,пламя рвалось из него, и с яростными безумными криками они слились в последнейнепереносимой вспышке.

Опустошенный, обессиленный, выжатый как лимон, Викторзабылся сном, который больше похож был на обморок.

Марина осторожно выскользнула из-под него, убедилась, что онкрепко спит, и, накинув на голое тело шелковый короткий халат, прошлепалабосыми ногами в соседнюю комнату. Ей безумно хотелось пойти в душ, смыть с себязапах этого тупого животного, бесконечно раздражавшего ее своей примитивностью,своей однообразной невзыскательной страстью, но дело – прежде всего.

Она набрала номер, и, несмотря на поздний час, ей тут жеответили. Подробно, стараясь ничего не упустить, она пересказала все, чтоуслышала сегодня от Виктора.

За такие доклады конкурент Андрея Рудейко платил ей оченьнеплохие деньги.

В конце своего сообщения, Марина упомянула сегодняшнююпьяную болтовню Рудейко о столкнувшейся с ним в «Пассаже» подозрительнойпарочке. Собеседник неожиданно заинтересовался и потребовал дословно повторитьвсе, что сказал Рудейке. Выслушав повторно все, что запомнила Марина, мужчиназадумчиво проговорил:

– Парочка… молодые мужчина и женщина… очень ловкие… немои ли это старые знакомые?

– Что, Артем Николаевич? – переспросила девушка.

– Нет, ничего, это я про себя, – ответил ейконкурент Андрея Рудейко Артем Зарудный и отключил телефон.

Без пяти двенадцать Шумелов остановил свой «мерседес» возлезаднего входа «Пассажа». Внимательно оглядевшись по сторонам, он выбрался измашины, сжимая в руке ручку коричневого портфеля. После того, как убилиАрчибальда, руки его постоянно дрожали, а сам Петр Степанович приобрел слегказатравленный вид.

Еще раз внимательно оглядевшись, он подошел к дверямунивермага. В то же самое время к тем же дверям, оживленно переговариваясь,подошли двое маляров в запачканной краской одежде – мужчина и женщина. Мужчинанес в руке складную стремянку и ведерко с краской, женщина – несколько кистей иеще одно ведерко. Шумелов чуть задержался перед дверью, чтобы пропуститьзамурзанную парочку и не запачкаться краской, но маляры тоже замешкались,мужчина неловко повернулся, уронил стремянку и налетел-таки боком на ПетраСтепановича.

– Ты че, Вася! – вскрикнула женщина. – Тыследи, куда идешь-то. Вон мужчину запачкал…

Она схватила Шумелова за рукав пальто и принялась тереть егосвоими грязными руками.

– Не надо! – с откровенным отвращением воскликнулПетр Степанович, резко вырывая рукав у замарашки, и отшатнулся, чтобы незапачкаться еще больше.

При этом он налетел на мужчину-маляра, и тот едва неопрокинул на Петра Степановича ведро с белой краской. Едва удержавшись наногах, маляр неловко схватился за руку Шумелова, но тут же отпустил его,извинился перед ним в самых изысканных выражениях, громко и с чувством икнул иотошел в сторону.

Петр Степанович с отвращением оглянулся на пьяного подонка иторопливо зашагал к центру зала, все еще чувствуя на своей руке его грязноеприкосновение.

В самом центре, возле цветочного киоска, он на мгновениепоравнялся с толстым коротко подстриженным мужчиной лет тридцати в короткомчерном полупальто. Обменявшись полными ненависти взглядами, мужчины чутьзамедлили шаг, быстро и незаметно поменялись портфелями и разошлись.