- А что с машиной?

- Ее пришлось эвакуировать в автосервис. Повредили немного,когда обезвреживали взрывное устройство.

- На чем же он уехал?

- Честно говоря, не знаю, - смутился следователь, - наметро, наверное. Или такси поймал.

- И куда, тоже не знаете?

- Он мне не доложил, товарищ генерал. Пока ВладимирМарленович беседовал по телефону, совет директоров сидел молча. Двенадцать парглаз уперлись в бледное, блестящее от пота лицо председателя. Все поняли: ужелезного Вовы произошло нечто серьезное, и всем было интересно, что же.Наконец он положил трубку и глухо произнес, ни на кого не глядя:

- Прошу прощения. Мне надо срочно ехать домой.

- Владимир Марленович, что случилось? - Надежда Федоровнасидела ближе других и, протянув руку, притронулась к влажным пальцам генерала.- Мы можем помочь?

- Спасибо. Все свободны,- он одернул кисть, словно егоударило током. Заседание переносится на завтра. Жду всех здесь к девяти утра.

Получилось нехорошо, обидно. Надежда Федоровна поджала губыи принялась поспешно собирать бумаги. Совет директоров загремел стульями, никтобольше не задал ни единого вопроса, все удалились молча, и только в коридоре принялисьбурно делиться предположениями.

* * *

Отправляясь наконец домой, Юлия Николаевна Тихорецкаязаметила у своего кабинета в кресле одинокую фигурку. В коридоре был полумрак,и она не сразу узнала сегодняшнюю изуродованную певицу. Анжела дремала, положивна высокий подлокотник голову, замотанную черным платком.

- Почему ты не едешь домой? - спросила Юлия Николаевна.

Девушка сильно вздрогнула, поспешным и уже привычнымдвижением надела огромные темные очки.

- За мной должен был заехать Гена, мой продюсер, но онисчез. Телефон его отключен, а денег на такси у меня нет, даже на метро нет.Гена меня привез и должен был забрать.

- Далеко живешь?

- На Вернадского.

- Ладно, пойдем, отвезу тебя домой.

- Спасибо. - Анжела встала и вяло поплелась за ЮлиейНиколаевной вниз по лестнице.

Когда они оказались в ярко освещенном холле, Юля взглянулана карикатурно трагический профиль в огромном зеркале. Платок и очки многоескрывали, но уродство все равно бросалось в глаза, и Юля с раздражениемподумала, что погорячилась. Вряд ли удастся вернуть Анжеле прежний облик. Этобудет маска, пусть даже идеально правильная, но неживая. Девочка как будтопрочитала ее мысли.

- Я никогда больше не стану нормальной? - спросила онамонотонным хриплым шепотом.

- Ты будешь очень красивой.

- Ни-фи-га... - ока помотала головой и оттянула платок ушеи, словно он душил ее, - я не верю.

- Веришь, - жестко сказала Юлия Николаевна, - во всякомслучае, должна, иначе зачем приехала сюда?

- За тем, что надо ведь что-то делать, не выходить же в людис такой рожей! Когда вы намерены меня оперировать?

- Думаю, завтра начнем готовиться.

Новенького "Форда" доктора Мамонова на стоянке ужене было, вместо него рядом с Юлиной "Шкодой" стоял чей-то скромный"жигуленок" - точно так же, бампер к бамперу.

Когда она выехала из ворот клиники, было девять часов.Моросил мелкий ледяной дождь. Юля включила печку в машине, поставила музыку.Анжела сидела рядом с ней, смотрела вперед, но вряд ли что-то видела в темнотесквозь черные очки.

- Кто же это сделал с тобой? - тихо спросила Юля.

- Их никогда не найдут, - хрипло отчеканила Анжела,- трое ублюдковнапали ночью во дворе, когда я гуляла с собакой. Собаку убили. Меня, в общем,тоже, потому что жить с таким лицом нельзя.

- А какая была собака?

- Пекинез. Меньше кошки. Ладно, хватит об этом. Меня и такзатрахали всякие оперативники, следователь.

- Но все-таки следствие движется?

- Не знаю. Я хочу вообще забыть об этом, понимаете?

- Понимаю! - кивнула Юля, - однако важно, чтобы их нашли, нетолько потому, что они должны быть наказаны. Ты, наверное, уже знаешь, если ихнайдут, суд обяжет их оплатить твое лечение.

- Оплатить мое лечение? Ха-ха, какой отличный вариант! Ненайдут их никогда в жизни. А что касается денег - теперь это не проблема.Деньги есть.

Долго ехали молча. У Юли просто не были сил разговаривать.Анжела иногда принималась тихонько подпевать Элвису Пресли. Голос у нее былвполне приятный.

- Так мне завтра к которому часу приезд жать? - спросилаАнжела, когда они выехали, на проспект Вернадского.

- К двенадцати.

- Ага. Вот мой дом, - она кивнула на одну из желтыхдвенадцатиэтажек на противоположной стороне проспекта, - там через кварталможно развернуться.

Машина стояла у светофора на перекрестке. У Анжелы в карманекуртки затренькал телефон.

- О, это, наверное, Генка! - обрадовалась она, доставаякрошечный аппарат. - Алло. Уже знаю. Тридцать тысяч. Ну, не рублей, конечно.Какая тебе разница? Когда буду, тогда буду. Ты что, опять ревнуешь? Ой, дурак,ну дурак! Да кому я нужна с таким рылом? Ага, конечно... Зачем? Ты хочешь, а яне хочу!

Загорелся зеленый, Юлия Николаевна успела доехать доповорота, развернуться, а Анжела все держала аппарат и молча, напряженнослушала своего собеседника. Наконец взорвалась криком:

- Ненавижу тебя, понял? Видеть не могу! Да что ты говоришь,зайчик? Нельзя? Да? А по морде кулаками и ботинками можно? Я не ору, это тыорешь! Сказала: не твое дело! Ну в машине еду.

Она кричала так, что у Юлии Николаевны звенело в ушах. Новнезапно опомнилась, замолчала, захлопнула крышку телефона и быстро, тихопробормотала:

- Генка, мой продюсер, дурак, напился в зюзю и забыл, чтоменя надо было забрать из больницы. Теперь звонит, извиняется.

"Значит, это твой продюсер Генка тебя зверскиизуродовал, а теперь решил выложить деньги на пластические операции?" -подумала Юля, но вслух ничего не сказала,

- Мне завтра натощак приезжать? - спросила Анжела, когда ониостановились во дворе у дома.

- Нет.

- То есть операции завтра еще не будет? А, когда же?