Минут через двадцать, «вытряся» из Михаила зру и кинзу, она потолкла зёрнышки приправы в ступке, высыпала в казан, засыпала туда же рис, вылив остатки воды из чашки, где тот «набухал», в раковину, и утопила в белую массу под аппетитной рыжей поверхностью подливы светло-кремовые неочищенные головки чеснока. Довольно ухмыльнулась:

— Отлично подгадала с водой под рис! Сейчас подождём, пока станет вровень!

Когда действительно уровень жидкости сравнялся с поверхностью разровненного шумовкой риса, Наталья пронзила его в четырёх-пяти местах ручкой от ложки. И накрыла крышкой.

— Где часы? Ага, отлично. На самом маленьком огне — пятьдесят пять минут! И — никаких микроволновок! Пожалуйста: ничего не трогай! А я пока… Пустишь в ванну?

— Конечно. Полотенце уже там — сиреневое такое…

Оставив Михаила обонять обалденные запахи, и смотреть телевизор, Наталия зашумела водой в ванной. Она… Да — ему не послышалось — она снова напевала! Правда, песен он не узнавал. Но слушать казалось прикольно — это тебе не караоке-бар, куда всех их в принудительном порядке загонял на Корпоратив каждый Новый Год Шеф! Эх, Шеф…

Да что говорить — у него даже поджарые, словно гончие и собранно-деловые, словно шпионы, консорт-девицы пили и пели! На радость остальным сотрудникам.

Через пятьдесят пять минут мокрая Наталия с прилипшими к голове волосами, и завёрнутая в одно «сиреневое» полотенце, появилась из ванны, выключила газ, и погрозила пальчиком:

— Пожалуйста, всё равно ничего не трогай! Пусть ещё пять минут доходит!

Ну, положим, доходить плову пришлось не пять, а пятнадцать, но когда его «хозяйка» вышла из ванной в халатике, который он предусмотрительно оставил рядом с полотенцем, смотрелась она отлично: высушенные его феном волосы лежали ровными волнами, без макияжа лицо словно стало мягче и ещё моложе… Никакая она не грозная противница режима. А обычная женщина, тянущаяся к уюту домашнего очага…

Ножки, выглядывающие из-под коротенького подола… Вполне отвечали его вожделениям! Только усилием воли он заставил себя не пялиться. Наталья отреагировала:

— Десерт — на десерт! А сейчас — горячее!

Правда, прежде чем разложить кулинарный шедевр по тарелкам, она долго и тщательно его прямо в казане перемешивала: чтобы сразу равномерно разместить в рисе оставшийся снизу зырвак. Но хуже плов от ожидания не стал: и рис оказался пропарен до мягкости, и привкус у него — неповторим, и цвет… Ну, словом — всё восхитительно!

Ели молча, не мешая друг другу наслаждаться ощущениями. Михаил довольно облизывал даже пальцы, которыми чистил от шкурок чеснок.

Чёрт возьми — и правда, настоящий плов! Он едал такой только раз в жизни — во время командировки в Самарканд. Да и то — запомнил только то, что тамошний рис приходилось не жевать, а, скорее, разгрызать: он не пропарился. Как ему объяснили — «так положено!».

Михаил встал, чтобы поставить ещё чайник: жирную пищу невольно хотелось залить сверху горячим — чтобы уж полностью расслабиться!

К чаю у него были припасены печенья — их Наталия почти не ела — и шоколадные конфеты — а вот их они, хитро переглядываясь, прикончили.

— Так… — довольно поглаживая себя по ощутимо вздувшемуся пузику, и мило улыбаясь, Наталия удивила: — Теперь — как минимум час — на усвоение тяжёлой пищи. Хочешь — посмотри ящик, а я пока, если не возражаешь — покопаюсь в книгах… Увеселения — потом. Но вначале — обязательно сполоснись: чтобы смыть пыль, и пот от плова!

И верно — Михаил не на шутку пропотел, хоть и старался жевать обстоятельно, а не заглатывать вкуснотищу словно страус. Он кивнул:

— Согласен. Смотри, конечно. Я уже… Прочёл все. Так что — точно футбол. В огромный экран, правда, Михаил пялился словно бы отрешённо — никак не мог сосредоточиться на игре. Плов действительно — тяжёлая пища. Но ощущал он себя и сытым, и сильным. Тянуло пока, правда, больше полежать…

Он так и сделал, развалившись единолично на диване, пока Наталия перелистывала какую-то из его книг, забравшись с ногами в кресло, и включив торшер.

Вскоре Михаилу уже только с трудом удавалось удерживать веки, отяжелевшие, словно к ним привесили гири, и он решил, что только послушает комментатора — до гола.

Его трясли за плечо: мягко, но настойчиво:

— Ми-ха-ил! Уж ночь на дворе, пора мыться да баиньки!

Он пофыркал:

— Надо же — вот это поспал! А, вроде, и не делал ничего!.. Ну и плов… Ладно, я — мыться.

Вымылся он тщательно, но быстро.

Наталия уже лежала в его большой кровати, накрывшись одеялом до подбородка. Он остановился в ногах:

— Ну как кровать? Мягкая?

— Нормальная. Как раз как надо. Ну-ка, взгляни — как я тебе на ней? — одеяло неторопливо двинулось кверху, открывая маленькие изящные ступни, тонкие лодыжки, икры… Коленки Наталья чуть согнула — смотрелось…

Блин! — как она говорит.

Когда кромка одеяла добралась до кружевных трусиков, чуть задержавшись на стройных бёдрах, Михаил обнаружил, что дрожит — у него всё оказалось… Готово!

Наталия тоже это заметила:

— Михаил… Мне включить музыку, или зажечь свечи?

Он, вполне оценив намек, погасил верхний свет, оставив ночник в углу, и скинул халат. Забрался в постель. Протянул было руку… Но — остановился. Страшно!

Она мягко уложила его спиной на подушки, и приникла тёплым животиком:

— Ничего не говори и не делай! Просто — доверься мне!

Затем её тоненькие пальчики устремились туда, куда… Ну, словом — в самые его напряжённо ожидающие места, и аккуратно стали там работать. После чего она, искоса взглянув, сползла ниже сама, и перешла на ласку ртом… А когда он уже чуть не трещал по швам от сдерживаемого блаженства, она оседлала его, уперевшись ладошками в грудь, и стала раскачиваться, выгнув спину, словно кошка, и так же мурлыкая — вверх-вниз, вверх-вниз!

Закричала она только после его крика — негромко, но отчаянно, словно они не любили друг друга, а убивали…

Впрочем, на это и было похоже: такого он не ощущал никогда! Словно по телу проехал танк, выжав из него все соки и вызвав обильный пот!.. А ведь он даже не…

Наталья же вновь слезла с него, и её мягкий ротик вновь занялся тем, что его столь порадовало сейчас. Ого! А плов-то… Вот всё снова и готово!

На этот раз он сам мягко уложил её на спину — она пододвинула под бёдра подушку.

Теперь уже он делал движения вверх-вниз, хрипло дыша, и с радостью вслушиваясь в такое же прерывистое и судорожное дыхание партнёрши.

На этот раз её конвульсии оказались куда