назад, — А это, верно, коала австралийский. Ест только листья эвкалипта — да и то, лишь определённого его вида… Значит, вывели наши селекционеры морозоустойчивый эвкалипт — вон: растёт же!

Действительно, мишка-коала, напоминавший плюшевого, висел всего в полуметре от них, на одном из восьми одинаковых низкорослых деревьев, и жевал. Правда, с таким удручённым видом, словно приходится поглощать мерзкую, отвратительную субстанцию, которую приличному медведю предложить могли разве что какие-то совсем уж изуверы!

— Похоже, ему эти селекционные эвкалипты не слишком-то…

— Вряд ли. Иначе совсем не ел бы. А вид у него всегда недовольный — я уж видал их тут… Кстати, говорят у них громадные когти! — предупреждение последовало вовремя: Наталья быстро отдёрнула протянутую было к шёрстке руку.

А вот какой-то из молодых, явно чиновников, в строгом блестящем лайкрой костюме, не отдёрнул. За что поплатился длинной, и, судя по вскрику — болезненной царапиной! Грязно выругавшись (на что Наталья фыркнула, а Михаил хмыкнул), парень кинулся к ближайшему медпункту, поддерживая пораненную руку другой рукой, и возмущаясь администрацией — благо, стрелки-указатели имелись тоже через каждые пятьдесят шагов.

Придурок, подумал, провожая его взглядом, Михаил — сам полез. Теперь придётся ещё и штраф платить, за близкий «контакт», и «захождение за барьер». На то и видеокамеры.

Мимо оленей, косуль и полян со всякими горными и равнинными баранами они проходили уже с трудом. Даже Михаил устал. Однако все скамейки, стоящие по интимным тенистым уголкам, оказались уже заняты — тут отдыхали и пожилые, и полные. Да и молодые, как и он, обмахивающиеся проспектами, и вяло переговаривающиеся. Жизнь сейчас такая: мало кто заморачивается физической формой, или работает стоя. (на то и роботы!) А так — все сидят. По уютным кабинетам. Три часа хождения, похоже, для многих — предел.

Наконец попалась монументальная и громадная, как оказалось, когда вошли внутрь, бревенчатая изба-столовая.

Пока Наталия доедала борщ и рагу, он сходил в лавку с обратной стороны дома.

Экспресс-доставка по пневмораспределителю, конечно, обошлась дороговато, но кроссовки показались ему лучшим решением. Он вернулся к спутнице, с сокрушенным видом рассматривавшей стоящие под столом ступни, извлечённые из туфель:

— Не представляю, как я потопаю дальше!

— Зато я представляю. Ну-ка, примерь! — он вынул руки с обновой из-за спины.

— Вау!!! Михаил! Откуда?! — энтузиазм явно был неподдельным. Приятно.

— Экспресс-доставка. Лавка — за углом. Таких беспечных здесь — каждый второй. Все как-то забывают, что ногами можно ещё и ходить…

Правда, часа через два, после всех этих экзотически ярких и иногда громко орущих бабочек-колибри-попугаев-варанов-обезьян, содержащихся уже в вольерах-помещениях с искусственным климатом, ноги гудели и у него…

Домой добрались только к шести.

Кавардак превзошёл все его ожидания!

Пальчики оближешь! Он и причмокивал, и мычал, и попросил добавки… Которой получил совсем не так много, как рассчитывал, да ещё передача тарелки сопровождалась недвусмысленным мычанием, и косяками глазками туда, где… Он поспешил заверить, что к ночи всё будет в порядке — пища переварится!

Откинувшись на спинку стула, он методично ковырял зубочисткой там, куда не мог дотянуться зубной щёткой — в дупле, которым всё было лень заняться…

— Знаешь, а ты отлично готовишь! Пловом я потрясён, кавардак — выше всяких похвал… Может, стоило взять тебя просто в качестве поварихи? — он думал, что немного юмора не повредит.

Наталья вскинулась. Лицо залила краска. У неё перехватило дыхание — словно она ужасно… Разозлилась?! Но — почему?! Что такого он сказал?!

Она наконец совладала с голосом, только чтобы выдавить:

— Это… подло! Ты — свинья! Это, это… Самое мерзкое оскорбление, что я слыхала за все эти годы! И… и… Отвези меня обратно в Этернотеку — слышишь?! Немедленно!

— Да погоди ты, Наталья! — он развёл руками, — В чём дело?! Какое оскорбление? Мне просто… Просто очень понравилось, как ты готовишь — вот и сказал… Что хотел бы так есть всегда, если уж на то пошло… — он сглотнул, не зная, что ещё сказать. Потом выдавил, глядя на её закрытое ладошками лицо, и вздрагивающие в отчаянных рыданиях плечики:

— Да не плачь ты… Лучше объясни толком мне, туповатому и непонятливому — что тут оскорбительного?! И… И — извини, если сморозил какую-то глупость… — у него буквально горло перехватывало, и жар бросился в шею и лицо!

Она рыдала уже не так беспросветно. И режущий, словно ножом по сердцу надрыв в подвываниях, вроде, пропал.

Но когда руки отняла от лица, слёзы текли буквально ручьём:

— Ты что… Проспект не читал?

— Читал. Ну и что? Где там сказано, что нельзя хвалить то, как ты готовишь?

— Чёрт… Дело не в этом. Хвалить можешь сколько угодно… Просто… — она покачала головой, потом глубоко вздохнула, словно выбравшись из-под воды, — А ты и правда не имел в виду… Ну, это… Что предпочёл бы, чтобы я тебе готовила, а не…

— Не — что?!

— Спала с тобой…

Он недоумевая посмотрел на неё. Потом понял. И не придумал ничего лучше, чем рассмеяться, схватившись за голову:

— Боже мой, Наталья! Да нет же — конечно НЕТ!!! Вот я баран… Ты уж прости — это получилось глупо и, и… Да, наверное, мерзко с моей стороны… Я… Не подумал, что это можно истолковать так! А вообще-то ты — самая желанная и сексапильная девушка, что у меня была! Я ни с кем ещё за ночь не… Четыре раза! Блин… Прости ещё раз! — он встал, и подошёл к ней, приобняв ещё вздрагивающее тело за плечи и спину.

— Свинья! Свинья-свинья-свинья! — она крепко прижалась к его животу головой, то колотя кулачками по спине, то прижимаясь ещё крепче, но рыдала теперь, хоть и сильнее, но скорее, с облегчением. Если это можно так назвать. Рубаха на его животе вмиг промокла.

Он не придумал ничего лучше, как отнести её в ванну, где неторопливо снял с неё промокшую и грязную от пота, пыли и слёз одежду. Кинул всё в машинку — через два часа одежда будет как новенькая.

Затем включил тёплый душ, и поставил зябко ёжащуюся и шмыгающую носиком Наталью под упругие парящие струи.

Намылил мочалку, и нежно, а затем и куда активней, «обработал» девушку спереди и сзади. Особенно старался поаккуратней с маленькими ступнями — натёртые волдыри прикрывал пальцами. Он всё ещё вздыхал и качал головой.

Она вдруг остановила его руки.

Повинуясь красноречивому взгляду он скинул брюки и всё остальное. Залез к ней…

Теперь без мочалки водил ей по плечам, спине, тоненькой талии и упругой груди, постепенно опуская погорячевшие ладони к бёдрам и… Тому, что между ними.

Поворачивая её, словно послушную