Серафима кивнула и, взяв платок, заботливо поданный Анной, промокнула появившиеся слезы. Наконец, немного успокоившись, она продолжила:

— Через два дня он снова пришел, и предложил снизить сумму долга до пяти тысяч рублей. Я опять отказалась, и тогда он опротестовал вексель.

— Ему ничего другого не оставалось, поскольку истекал десятидневный срок. Вам нужно было не пытаться самой решить эту проблему, а придти ко мне. Ваша беда, уважаемая Серафима Дмитриевна в том, что вы слишком самостоятельны, вы считаете, что сама можете разобраться со всеми вопросами, а это далеко не так. Поверьте, я вас прекрасно понимаю, ведь как не крути, а обращаться за помощью придется к мужчинам и это делает вас уязвимой, зависимой от того, кто оказал вам услугу. Придет час и он может потребовать вернуть «должок», а что это означает по отношению к женщине, мы с вами хорошо знаем. Не надо смущаться, я старый человек и могу себе позволить некоторые вольности, иной раз это лучше, чем ходить вокруг да около. Давайте вернемся к этому векселю, как я понимаю было назначено судебное разбирательство.

— Да, я получила повестку в суд, однако, накануне вечером курьер доставил постановление, где сказано, что Толстиков отозвал свой иск и не имеет ко мне никаких претензий. В конверте, вместе с бумагой из суда лежал и вексель.

— Мне льстит, дорогие дамы, что вы сделали из меня этакого российского Робин Гуда, но, еще раз повторяю, я к этому не имею никакого отношения.

— Дядя Густав, — вступила в разговор Анна, — мне сообщили, что в магистрат вместе с купцом Толстиковым приезжал адвокат Гринберг, который якобы представлял интересы Серафимы Дмитриевны.

— И на этом основании вы решили, что именно я уладил это дело? — Удивился Файн.

— Но ведь Гринберг ваш адвокат. — Уже без былой уверенности в голосе сказала Анна.

— Исаак Соломонович грамотный специалист, к тому же, что немаловажно — честный человек, поэтому его услугами пользуется половина города и я в том числе. Ваши рассуждения милые дамы построены на песке.

— Но ведь кто-то же, оплатил вексель? — Возразила Казанцева.

— Скорее всего, Серафима Дмитриевна, у вас есть тайный покровитель, который и помог решить эту проблему. Обратите внимание, он не стал красоваться перед вами, бросать к вашим ногам пачки денег и тем более кричать на каждом углу о своем благородстве. Все сделано тихо, чтобы не дай бог не запятнать ваше имя. Как видите, среди мужчин тоже есть достойные люди, возьмите молодого человека, который вступился за Анну, он ведь рисковал своим здоровьем только чтобы защитить совершенно незнакомую девушку.

— Генрих Карлович порядочный человек, в Москве он защищал детей сирот от произвола чиновников. — Гордо заявила Анна.

— Когда это он успел тебе рассказать про сирот? — Улыбаясь, спросил Файн, но заметив, как покраснела девушка, немного смягчил тон. — Ладно, не дуйся, отцу ничего не скажу.

— А он и так знает! — Отрезала Анна. — Вчера он предлагал мне самой посвататься к Генриху и даже согласился на роль свахи.

Кабинет разразился дружным хохотом, даже Анна смеялась, заразившись общим весельем.

— Ну, насмешила, так насмешила. — Вытирая платком, выступившие слезы сквозь смех произнес Файн. — Скажу Герману, пусть и меня возьмет, вдвоем мы быстро его уговорим.

— Вам бы только посмеяться. — Обиделась Анна.

— А что в этом плохого? Кстати сказать, давно так не смеялся. Ты говорила, он ювелир и хочет познакомиться с работой школы?

— Я вам уже два раза напоминала, а вы все молчите.

— Просто момент не совсем удобный, сама понимаешь — ревизия. — Развел руками Файн. — Сейчас они уже закончили работу, так что можешь приводить своего «достойного человека».

— Спасибо, сегодня обязательно передам ему ваше приглашение.

— Так что мне делать с этим векселем, Густав Францевич? — Поинтересовалась Казанцева.

— Сожгите его и забудьте все, как кошмарный сон.

— А может, сначала обратиться к Гринбергу?

— Ох уж это женское любопытство! — Воскликнул ювелир. — Любезная, Серафима Дмитриевна, что это даст? Вы хотите узнать имя вашего благодетеля? Напрасный труд, адвокат никогда не раскроет своих секретов. Да и зачем? Ваш ангел спаситель решил остаться в тени, так будьте добры уважать его решение.

— Извините, Густав Францевич, я была не права.

— Вот так-то лучше!

Выйдя из школы подруги сели в поджидавшую их коляску.

— Как съездила? — Поинтересовалась Анна у подруги.

— Пустая трата времени. — Отмахнулась Серафима. — Везде одно и то же. Мыловаренные цеха снаружи похожи на старые сараи, а внутри на помойку, грязь такая, что ходит можно только в сапогах. Жуткая вонь и тучи жирных мух, а рабочие похожи на каторжников, только без кандалов. Выдержать в такой обстановке невозможно даже пять минут, так что я не стала смотреть сам процесс мыловарения.

— А качество?

— Какое качество может быть при таком подходе к делу? Безобразное! Мыло грязного цвета, куски кривые, разного размера, и отдает тухлятиной. Прости, что так грубо выражаюсь, но других слов, чтобы описать увиденное, у меня нет.

— Хотя бы данные для расчетов привезла?

— Думаешь, они у них есть? Я хотела узнать пропорции сала и щелока, но оказывается, что мастер закладывает все на глазок, без всякого взвешивания, опираясь только на свой опыт. Варят также, на опыте, ориентируясь на внешний вид смеси, постоянно мешая и периодически добавляя щелок. Никакой системы!

— Дядя Густав закупает мыло у московских купцов, качество неплохое. Может тебе съездить в Москву?

— Кто будет делиться своими секретами, да еще с провинциальной купчихой? Черт, нам бы хорошего инженера, да где же его найдешь?

— Дядя Густав тоже говорил, что хороший специалист это большая редкость.

Коляска въехала во двор и остановилась возле дома, где хозяйку встречал управляющий.

— Что у вас нового? — Поинтересовалась Казанцева, выйдя из коляски.

— Все по-старому. Деньги в сейфе, отчет на столе.

— Хорошо, Войцех Каземирович. — Серафима взяла под руку, стоявшую рядом Анну. — Прикажите подать ужин на двоих в мою комнату, потом займемся делами.

Тут она увидела, что над трубой летней кухни вьется дымок.

— А это что? — Спросила Серафима, указывая на дым.

— Пан