на простой православный народ презрительный, -пробасил Разумник.

Это решили не вписывать, на чем и Разумник не настаивал.

Дьякон так и просидел, навострив ухо с заложенным за него пером.

- А впрочем, православного в дом на ночь не примут и пищу не дадут, -заметил Корнилий, оглядываясь на Агафоника.

- А вы, отец Агафоник, какого мнения?

- Своего. Пожалуй, спишите - вот моя нотатка!

Он вынул бумажку из-за пазухи.

Дьякон списал следующее: «Отношение к местным властям и православному населению не враждебно и не отчужденно, а подобострастно и приблизительно для своих целей, равно и отношение к православным раскольникам близко и уважительно, и потому совращение первых последними в раскольнические заблуждения очень легко и удобно».

- Теперь бы уже место и время и умозаключению, - председательствовал благочинный, - попадья поторапливает. У ней в печи все вскипело и поспело.

- К уменьшению раскола могло бы способствовать распространение грамотности.

Все единогласно согласились и записали.

- О содействии гражданской власти следовало бы упомянуть.

- Мзду емлющей и греховная творящей, - заметил с самодовольной улыбкой благочинный. - Благоволите упомянуть!

- У нашего Кирилыча, - добавил Корнилий, - недремлющее око. Под великие праздники ходит да высматривает: не тайнодействуют ли? А впрочем, спаси Бог, иносказательно о том упомянем.

Упомянули с прибавкой: «К прекращению тайных собраний раскольников и отправления богослужения».

- Богослужение ли? Прилично ли великое слово к бабьим-то бредням?

Поспорили. Евтихий в диспуте слово отбил, и дьякон его записал даже с чернильными брызгами.

И опять писал он: «Равно и требоисправления расколоучителями».

- Вот и согласно с истиной! - прищелкнув языком, заметил Корнилий. - И владыка не возгнушается: «требоисправления» - тонкое слово и вразумительное. Причеркни-ко, дьякон: «А также принуждение к исполнению христианских обязанностей тех прихожан, кои принадлежат церкви».

- Не ищут истины и не хотят слышать о ней, - заметил Евтихий.

- И это хорошо приписать.

- По заповеди Христовой, не имеют христианской любви ко всем и каждому, а только к самим себе.

- Строчи, дьякон!

Дьякон опять распахнул полу и, достав берестяную тавлинку, понюхал табачку.

- Какой потребляешь-то? - послышался голос Корнилия.

- У этапного солдата покупаю - не знаю, ваше благословение.

- Костромской лучше - хлеще забирает. Он - зеленый. Я тот предпочитаю, протодьяконской-то.

Отец Корнилий нюхнул. Закашлявшись, он продолжал:

- Вот и о треклятом-то зелье этом нельзя ли упомянуть в дополнение - все бы в кучу. Не любят они его, как бесы ладану.

- Я о родителях желал упомянуть.

- Упомянем, да и к аминю поскорей. У меня уж что-то голова заболела, -шутливо заметил Корнилий.

- Складывайте-ка, отец Агафоник, что желаете присообщить о родителях.

- Дух раскола преемственно переходит от родителей к детям.

- Неопровержимы слова ваши. Яко же слышахом, тако же и видехом - по Давиду. Мотай, дьякон, на ус! А отчего так?

- Вследствие невежества и неразвитости людей, по сильному подражанию предкам.

На этом месте Евтихию опять удалось завязать спор, подержаться на высоте книжных знаний перед другими и опять ниспуститься победителем.

Однако благочинный, лукаво улыбаясь и оговорившись, что говорит не для дьяконского писанья, не спустил Евтихию:

- Отцы святые, замечу нечто. Одного я увещевал; с ним по три дня мы сходились, на четвертый сказал он мне: «Все это я знаю давно, все это вижу. Да спрошу вас, батюшка: если бы вы когда сами убедились, что вера ваша не права, согласились бы ее переменить? Я родился в расколе, воспитан в нем, родители меня благословили остаться в вере предков». Сколь пропитан сознанием! А молодой человек довольно умный, начитан и богатый.

Среди общего молчания и после общих вздохов благочинный диктовал:

- Характер его - держаться старых обрядов, а не доверять учению церкви.

- Хорошо бы тут про Антихриста теперь упомянуть, - улыбаясь, пробасил Разумник.

- А ты сам вот и скажи, как надо.

Разумник застыдился и промолчал. Его выручил Корнилий:

- Повремените мало. Это, впрочем, не ради дьякона. Скажу об Антихристе. Кончили в городе работу беличью. У рабочих самовар - первое утешение, и без чайного пития не шьется, не порется. Артельный самовар в мастерской остался: взять бы его хозяевам да и спрятать. А хозяева-то оба по филипповскому согласу живут: два брата и на два дома. Самовар - ни один в дом свой не приемлет. Хотели даже выкинуть: поняли самовар за Антихриста (один брат так его и называл). Не пожелали допустить, чтобы царствовали у них вдруг оба Антихриста - духовный и чувственный. Хотели довольствоваться одним, однако отдумали: ребята-то опять-де воротятся белку кроить. Поэтому-то чувственный медный «Антихрист» и остался у них царствовать вместе с духовным, кажется, навсегда.

- Вот теперь вы, отец Евтихий, благоволите о духовном сказать.

Евтихий диктовал:

- По лжеучению филипповщины, которым все они пропитаны, смотрят на всякую власть и на православное население как на слуг Антихристова царствия, каковых всех неминуемая участь, по убеждению их, вечная погибель.

- Вот тут «аминь»-то как раз приличествует, сам выскочил. Теперь вопросим мнения матушки Евпраксии.

- Пожалуйте-тко! - откуда ни взялся ее мягкий голос и мягкие белые руки, шевелившие тарелками и ложками.

- Вот, отцы, и предлагаемое!

- Однако о бегунах-то ничего и не выразили, - заметил Корнилий, подбирая правый рукав рясы, чтобы налить настойки и не уронить спопутных рюмок.

- Ну, да надо так говорить! - заметил Агафоник, следя глазами за матушкой, разливавшей горячую лапшу, которая визгливо шипела по щелям и ямочкам надтреснутых и подержанных тарелок.

- Раскольничий дух над православным преобладает.

- А ослабевает ли?

- Но действие этого духа еще глубоко таится. Уловлять народ удобно. Без затруднений учители скрытников достигают своих целей.

- Выдько, дьякон, припиши! - обратился благочинный к послушному секретарю, смиренно сидевшему на кончике стула и на самом краю стола.

- Про странников я бы полагал... - начал было Агафоник, но Евтихий быстро и внезапно перебил:

- Не полагайте - надо изложить всю истину.

- Что касается до. - стал было продолжать диктовать Агафоник, но Евтихий не уступал:

- Не «касается», зачем, касается? Вот позвольте!

- Как?

- Умолчите, батюшко!

- Не приличествовало бы мне перед юным возрастом. - возвышая голос, продолжал было Агафоник, но удержан был благочинным, на этот раз буквально исполнившим свою обязанность, предложив Евтихию выразить то письменно, что хотел словесно.

Дьякон потом записал нижеследующее: «Самые состоятельные, а следовательно, и самые влиятельные жители приходов, частию по корыстным