в этом самом важном и труднейшем вопросе хозяйственной жизни. По крестьянским понятиям, он стал человеком очень нужным, потому что был, несомненно, полезен, и тем резко выделился из ряда своих товарищей. Мужики в нем попа позабыли, стали видеть такого человека, каким он и сам, может быть, сделаться не желал, но куда привели обстоятельства его жизни и быта. Мужики перестали подходить под благословение и целовать его руку, стали поговаривать: «Гляди, поп Корнилий не то и поет, что надо и чему его учили», но зато шапки стали скидать при встрече с ним далеко раньше и стали кланяться ему гораздо ниже.

Поп вошел в почет и стал всем нужен. В конце концов сталось так, что на базарах и цен не знают, пока не пришел поп Корнилий, а прошел он раз между возами, прошел два - и загалдел базар на сотни голосов. А то оглядит продажного коня, выхватит из-под рясы кнут, вскочит на спину, чмокнет да свистнет и поедет пробовать не на счастье мужику-покупщику, а на верную прибыль: смело бери узду в полу и хлопай по рукам хоть с самим цыганом, если поп похвалил коня.

За развязку дела и за подспорье ему мужики были не только не прочь выделять магарыч или осталое в таком размере, сколько сам поп заговорит и захочет. И мошны охотно и торопливо распутываются, и в глаза ему глядят с почтением, и по плечам гладят, и по спине хлопают с полнейшей охотой, удовольствием и с нашим почтением. Тем Корнилий и жил, а от перекупки лошадок держал большую конюшню, и кому надо было подобрать тройку, подыскать рысачка - к нему ходили к первому. Сами барышники сознавались в том, что этого попа на лошадях не обманешь, обмишулился он один раз, но и тогда, надо полагать, пьян был.

Из-за конюшни Корнилий, впрочем, и других дел не проглядывал, не зевал, когда и белку собирать придет время. Взглянет он и сразу смекнет, каковы черева выйдут в квасах, и хребтам определит цену настоящую. Глаз его не ослаб и видит всякую беличью воду: которая синяя, подсиняя, темная, межеумочная, головная белая и подголовная с желтоватой подводкой. Когда подбирать начнут - его зовут, потому что никто лучше, вернее и экономнее этого трудного дела не сделает. По его указаниям веди кройку смело: и на одну, и на обе.

Любуясь на проворство и знание его, кто и покрепится, а всякий непременно сказывает:

- Тебе бы рясу-то снять, надеть наш мужичий полушубок да торговым делом заняться: в самую пору.

Поговаривали, что он ходил в доле с самым богатым заводчиком и держал за ним деньги для содержания мастерских изб и сам такую хотел на задах у себя выстроить, да побоялся владыки, и о компании своей никому не сказывал, и от всех скрывал.

Подойдет к руке перекупка соленых рыжиков - не побрезгует Корнилий и этой статьей и позовет скупщика поглядеть товар, а зашел поглядеть - поп товар сбудет выгоднее других. От этих дел стал он с достатком обеспечен, по крайней мере настолько, что держал два самовара, разводил цветы в комнатах и выхолил китайский розан и герань в таком виде, что похвалил их сам архиерей - знаток и любитель цветов, про которого у этого попа всегда находилась заветная бутылочка иностранного вина в высокую цену. Приедет жданный гость, между прочими разговорами, после обеда, насчет лошадок пошутит и запрещения не положит, простит.

В виду Корнилия и по сравнению с ним другие священники, соседи его, далеко отстали. Евтихий, например, приехал с любовью к книгам, а из-за них со спорами и бесконечной страстью к наставлениям и поучениям. Из-за страсти к поучениям он исчудачился до того, что мужики считали его полоумным, не понимая его мертвенной книжной ученой речи. Всего меньше он годился в пастыри и проповедники неграмотным людям. Всего меньше он мог внушить к себе уважение по той распущенности и равнодушию к земным благам, не исключая и собственного продовольствия и пропитания, что составляло большое горе попадьи и предмет удивления сельских крестьян. Днями он не поест совсем, а когда приведется - ест много, и все без разбору. Когда нападет на него «говорун» - ничем его не уймешь, и другой смелый так и оставит его середь улицы договаривать про себя и на ветер. Ряска на боку, надетая криво, пояс подпоясан, когда напомнят, волосы не причесаны, сам неизменно суетлив и с судорожными движениями.

«Скорей бы жить в монастыре, чем на приходе», - думали все, да раз это же самое сказал ему в глаза и сам архиепископ, посетивший приход его.

Что дадут за требу, только то у Евтихия и в корысти, если не догадается сердобольный сметливый человек пособить ему посильным приношением. Если нужно было попадье ответить сетующей на бездолье, трудную жизнь и безденежье, она отвечала слезливой печальнице:

- Поженила бы я тебя на своем попе Евтихии - не такие бы еще слезы проливала.

Тяжелая жизнь с непрактическим ученым мужем не сделала, однако, из нее ни простой тряпки, ни поломойки, но такую, которая смотрела в оба и вовсе не зевала там, где можно было поживиться.

На досуге она, между прочим, успела выучить наизусть полные святцы: открывай любую страницу, требуй любое число в подряд и вразбивку - она имена всех святых высчитает и безошибочно скажет. К ней ходили за справкой, она сама не опускала из виду ни одной именинницы, не забывала ни одного пирога. Только два слабые места знали за ней: имена святых, почивающих в киевских Феодосиевых пещерах, она не знала, в Антониевых помнила нетвердо, зато имена всех сорока мучеников и 70 апостолов хорошо знала и пересчитывала. Особенно прославилась она отчетливым знанием всех канонов. С ними ходила на войну против старух-раскольниц и одерживала над ними победу, всегда с успехом, не выходя в спорах из тропарей, кондаков и икосов.

- Вы сметану-то да творог небось на себя собираете? - умела она раз спросить просфорню и сторожиху, собиравших петровщину, то есть молочные скопы и овечью волну.

- А где это указано? - не давала она спуску ни этим бабам, ни раскольницам. - Что в Писании-то говорится?

И ей вспоминалась толстая книга «Маргарит» - любимое чтение всех попадей, а в ней Златоустово слово «О лжеучителях», и, как живая, встала перед глазами та страница «Слова» и в ней строки со словами: «Волну и млеко от стад емлюще, а о овцах не пекущеся».