Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис Акудник, против своей воли, внезапно снова увлёкся рассказом Шона. То, что тот говорил, казалось безумием, и вместе с тем, чем-то логичным и естественным.
— Так ты пообщался с ним?
— Именно так. Более того, он позволил мне просканировать свою память, чтобы я подобрал оптимальный вариант для нашего спасения.
— И что же это за вариант? — тихо спросил юноша.
— Обратиться за помощью к твоему отцу, — ответил Шон, — потому что только он в этом мире обладает наиболее полными знаниями, как осуществить Третью Волну. Однако попасть к нему в руки мне удалось не сразу. Несколько лет Я-Мы занимались какой-то ерундой вместе с Зивергом и его нелепой бандой. Зиверг поначалу согласился, а затем отказался передать Сефирот людям. Он искал собственную выгоду. И мне пришлось полностью закрыться. Эти душманы, создания вашего мира, совсем обезумели, почти как и Хобот в нашем…
— Что ты сказал?
Борис не на шутку удивился, и это дало ему знать, что он перестал испытывать к этому странному существу ту невероятную злобу, которая ещё несколько минут назад отравляла его разум. А ещё, похоже, он наконец смирился с тем, что произошло за последний год.
— А ты разве ещё не понял? Хобот такой же как и я. Он-Они. Эфириал. Однако его задача отличается от моей более, чем полностью.
— Разве ты не воплощаешь всех… эээ, со-напсов из твоего мира?
Мальчик звонко рассмеялся.
— Думаешь, мы прибыли к вам всей вселенной? Конечно, нет, глупый. Я был сформирован для этой задачи в тот момент, когда возникла потребность. А Хобот появился как мой антипод, преследуя противоположный концепт.
— И какой же? — в голосе Акудника появился страх.
— Не дать мне провести синхронизации линий и позволить дестабилизации завершиться. К счастью, он появился здесь чуть позже, чем Я-Мы, и поэтому мы успели ускользнуть от него. Иначе, Я-Мы безусловно проиграли бы ему это сражение.
— Почему же?
— Он гораздо сильнее, — пожал плечами Шон. — В нём находится почти сотая часть всех со-напсов из моей вселенной, а это в тысячу раз больше, чем во мне. И он может передвигаться самостоятельно, без человеческой помощи. Чего, как ты видишь, за мной не наблюдается. Я привязан к вам, биологическим существам этого мира. Довольно неудобно, надо сказать.
— Но как же…
Борис замолчал, разом растеряв все слова.
— Если хочешь, я покажу тебе «отблески», которые впитал с тех пор, как появился здесь?
— Отблески? — удивился Акудник. — Это что ещё за дрянь?
— Можно сказать, что это воспоминания некоторых людей, с которыми я взаимодействовал на всём пути. Их немного, но может быть, это позволит тебе кое-что понять.
— И что, среди них есть и воспоминания Льва Вениаминовича, моего дражайшего папочки?
— Несколько, — кивнул Шон, и Борис нетерпеливо облизал пересохшие губы.
Больше всего на свете он желал отыскать в себе силы, чтобы простить отца, но для этого ему нужна была некая сторонняя помощь. Не так-то легко даётся человеку способность прощать, величайшая среди всех, в какой-то мере нивелирующая разницу между разделёнными существами Земли и объединённым «нечто» из чужой пугающей вселенной.
[1] Сфера Блоха — способ представления чистых состояний кубита в виде точек на сфере. Названа в честь Феликса Блоха
[2] Космологическая сингулярность — предполагаемое состояние Вселенной в начальный момент Большого взрыва, характеризующееся бесконечно большой плотностью и температурой вещества, иначе говоря, некая абстракция, означающая границу, за которой заканчивается возможность описания в контексте действующих представлений и законов.
Глава 34. Отблески
Пожилой седовласый мужчина, сильно сутулясь и с трудом переставляя ноги, двигался наверх по лестнице службы безопасности, в направлении поверхности. Сразу перед ним, испуская холодный чарующий свет, плыла небольшая сфера, размером с голову человека. Она возвращала в это проклятое место законы преобразования энергии, позволяя мужчине двигаться дальше, и вместе с тем не давала ему погибнуть на месте от того непоправимого ущерба, который оказал на него недавний взрыв. Недавний? Интересно, сколько времени вообще прошло? Год? Пять? А может тысяча?
Всё вокруг профессора Беликова казалось нереальным, как будто затянутым неподвижной пеленой. Полупрозрачная жёлто-матовая дымка наполняла коридоры и лестницы, офисные и научные помещения. И даже когда он поднялся выше лабораторного уровня и оказался в тюремном корпусе, дымка разве что стала слегка бледнее.
Эдуард понимал, что случилось нечто непоправимое. Ему не удалось остановить Красный Протокол, как он планировал все эти долгие месяцы. Из силовой сети профессор успел отключить только один её центр — Форт Боярд, когда на него, словно саранча, набежали охранники. Их было чуть больше, чем он рассчитывал. Проклятая верхушка Совета отправила на усмирение заключённых не всех своих ретивых «космолётчиков». Брр, убогие. Беликова-старшего передёрнуло, он всегда презирал этих безмозглых личинусов, но в последнее время начал буквально ненавидеть. Теперь, поднимаясь по лестнице, он встречал некоторых из них. Замершие на месте, в чёрной кевларовой броне, с оружием в руках, теперь они казались беззащитными рыбинами, вытащенными на берег. Попав в радиус действия таинственной Сферы, пульсирующей разноцветными вспышками, сразу трое из них осыпались пылью.
Барионный распад, понял профессор, испытывая в душе некоторое удовлетворение. Ранее от него уже обратились в прах все его коллеги в лаборатории и вся номенклатура, и только он один уцелел. К сожалению, ненадолго. Его как и остальных затронула эта жестокая участь, а то, что он всё ещё жив, это последний шанс, подаренный ему, чтобы отыскать тех, кто избежал наиболее жёсткого излучения.
Профессор прикинул в голове: вероятность того, что ему придётся обыскать пол-Москвы, была весьма велика. Ведь он не мог знать насколько широка зона, образовавшаяся после взрыва коллайдера. Оказавшись в тюремном корпусе, Эдуард почувствовал ещё один импульс со стороны Сферы. Она подсказывала ему, что внутри могут быть те, кто пострадал куда менее, чем он. Профессор вздохнул чуть спокойнее. Если так, то скоро он избавится от этой ноши. Честно говоря, пожилой мужчина уже порядком устал и хотел только одного — закрыть глаза и исчезнуть навеки. А что же будет с его растяпой-сынком, отправленным в глубинку?