проведет пуховкой по лицу, и помаду стала употреблять поярче. Даже к Маринкиным флаконам и тюбикам стала присматриваться — дочь косметикой давно уже пользовалась вовсю, — но там все было яркое, броское, явно не подходящее ей.

А главное — все чаще стала она задумываться над своей жизнью, и хотя целью такой — подводить итоги и выставлять себе отметки — не задавалась, но желание как-то хотя бы приблизительно оценить себя, свое прошлое, свои достижения и промахи, это желание возникало все настойчивее. И вот в послерабочие часы по пятницам Софья Михайловна чаще всего и раздумывала о своей жизни, вспоминала…

Двадцать два года назад приехала она сюда, в Долинск, — тогда это был городок крошечный, не на всякой карте обозначенный, — с годовалой Маринкой и мужем, Леонидом Моисеевым. И где-то он сейчас, каким стал? Тогда был молодой, красивый, веселый… Начинали оба мэнээсами, в одной лаборатории, и столы поначалу бок о бок стояли, стоило чуть повести головой, и Софья видела своего мужа. Рослый, широкоплечий, отменный спортсмен, любитель дальних походов, ночевок у костра, песен под гитару… Софье тогда было не до костров и не до гитарного перезвона — от Маринки не то что на ночь, но и на полчаса по вечерам трудно было отойти. Но Леонида не держала — пусть идет. И он, искренне сожалея, что не могут они вдвоем любоваться «этакой красотищей», которой в окрестностях Долинска было, по его словам, «великое множество», отправлялся один.

Года через два можно было уже и вдвоем отправляться — Маринка подросла, переехала в Долинск мать Софьи. И раза два она сходила с мужем и его компанией, довольно неинтересной, как ей показалось, на байдарках, до ломоты во всем теле намахалась веслом, полюбовалась «красотищей», послушала на рассвете соловьев, а на третий отказалась — некогда.

— То есть как это некогда? — изумился Леонид. — Воскресенье же…

— Поработать хочу.

— Мало тебе шести дней в неделю? — еще больше удивился Леонид.

— Мало.

Он, похоже, просто не поверил ей, уговаривал минут пять и в сильнейшем недоумении отправился один. А Софья засела за выкладки, в ту пору не отпускавшие ее даже по ночам, — очень уж интересная работа была тогда. Время с той поры покатилось сплошным густым потоком, любая помеха воспринималась с досадой, и не раз Леониду приходилось засыпать одному, так и не дождавшись, когда жена добредет до супружеского ложа…

Кажется, на пятом году их жизни в Долинске впервые услышала Софья об амурных похождениях Леонида и, выбрав минуту, спросила, правда ли это.

— Ерунда, — торопливо бросил Леонид, покраснев. — Бабьи сплетни.

— Возможно, — спокойно согласилась Софья и, помолчав, продолжала: — Возможно, я не слишком хорошая жена тебе. Может быть, я слишком занята собой и своей работой, а тебе нужно что-то иное. Или иная…

— Да нет же… — принялся оправдываться Леонид, но Софья перебила:

— Я повторяю — возможно. И ты волен делать любые выводы из твоих представлений о моей пригодности или непригодности для тебя как жены… Кроме одного: я не потерплю никакой грязи. Если у тебя появится какая-то женщина, наберись смелости и сообщи мне об этом, не унижай меня и не унижайся сам.

Леонид еще долго оправдывался, уверял, что ничего «такого» не было, — Софья почти не слушала его и наконец оборвала:

— Ну, хватит… Не было — так не было. Но то, что я сказала тебе, запомни, пожалуйста.

Он запомнил, и слухи прекратились. На время…

В шестидесятом году обоим стукнуло по тридцать два. Маринке шел десятый год. За восемь лет институт, в котором они работали, расширился вчетверо, Софья стала кандидатом наук и руководителем сектора, а Леонид из мэнээсов перебрался в старшие инженеры и получил прибавку к зарплате — двести рублей. Софья получала раза в два больше мужа, и уж как внутренне относился к этому Леонид, одному богу известно, но внешне только посмеивался, особенно при гостях. Впрочем, гости в их доме бывали не часто — Софья, естественно, была хозяйкой не ахти какой, а мать стала частенько прихварывать. Зато сам Леонид продолжал бывать желанным гостем во многих местах, — был он все так же весел, здоров и молод, все бо́льшим успехом пользовались его песни под гитару. Байдарку он сменил на моторку, сделался завзятым рыболовом и не менее заядлым преферансистом, особенно хорошо научившись ловить мизера. Тут он слыл прямо-таки виртуозом, о чем однажды под хмельком и доложил Софье. Она посмотрела на него с удивлением, Леонид деланно засмеялся и развязно добавил:

— Ну, надо же и мне хоть в чем-то быть специалистом…

И Софья уже перестала удивляться: неужели ему ничего больше не хочется, так и останется заурядным инженером? Несколько раз пыталась поговорить об этом с Леонидом, тот все отшучивался и наконец однажды признался:

— А знаешь, я и в самом деле высоко не рвусь. Нет у меня этой самой… высотной жилки. А ты, раз уж пошла по этой дорожке, шагай дальше.

— Я-то пойду, а ты как?

— А мне и так неплохо.

И Софье пришлось поверить ему…

В январе шестьдесят первого года вызвал ее к себе тогдашний замдиректора по науке, ныне покойный Василий Борисович Куликов — в его бывшем кабинете и сидела сейчас Софья Михайловна — и без обиняков объявил:

— Вот что, голубушка, есть для тебя новая работа.

— Какая еще новая работа? — насторожилась Софья. — Мне нынешней года на полтора хватит.

— Ты постановление о внедрении вычислительной техники читала? — напористо спросил Куликов.

— Слышала.

— Ну, прочтешь еще как следует на досуге… Вот изволь эту самую технику внедрять в нашем институте.

— Да вы что? — изумилась Софья. — Я же в ней ничего не смыслю!

— Я тоже, — хладнокровно ответил Куликов. — И никто у нас в институте с этим зверем не знаком. А внедрять надо, наряд на машину уже выделен.

— Да почему я?

— А кто? Ты же у нас лучший специалист по прикладной математике.

Куликов отнюдь не льстил Софье, работа у нее была такая, что поневоле пришлось стать лучшим специалистом по прикладной математике, и к ней уже не раз обращались за помощью.

— И потом, — продолжал Куликов, — ты хоть с аналоговыми машинами общаешься, а это какая-никакая, а все-таки электроника. А другие и этого не знают.

— О господи, — чуть не застонала Софья, — когда же я свою работу закончу?

— Да как-нибудь, — бодро ответил Куликов и туманно пообещал: — Наладишь дело — вернешься к своей теме.

— А если я не соглашусь?

— Не согласишься? — Куликов немного подумал. — Этот вопрос мы еще не обдумывали, но для начала неприятный разговор на партбюро я тебе гарантирую.

— Но послушайте, Василий Борисович, здесь же в первую очередь нужны инженеры-электронщики. Хотя бы один