его ни вертели на кинематической схеме, всегда ось вращения передних колёс была впереди от оси вращения тележки. Быстренько посчитали, сколько топлива и где должно быть на посадке. Схватили свои бумажки и помчались на КДП. Поднялись на вышку к руководителю полётов — там народа больше, чем на демонстрации. Климов, заведённый различными предложениями, от немедленного катапультирования до заливки ВПП огнегасящей пеной, очень удивился нашему предложению ничего не делать. Спокойно доложил ему о наших рассуждениях, сказал, что надо выпускать шасси, правая нога не выпустится и будет моргать красная лампа. Выработать топливо (положил на стол таблицу остатков топлива) и спокойно садиться. Кран управления шасси должен стоять в положении «выпущено».

Многие не согласились с нашими предложениями, особенно возражал В.И. Близнюк. По его мнению, момент от резкого торможения шести полутораметровых колёс не может разрушить кинематику шасси. Сергей Тимофеевич Агапов, сидевший рядом с руководителем полётов, не дожидаясь окончания дискуссии, передал Дралину указание, как надо действовать.

Виктор посадил машину очень нежно. Едва передние колёса правой ноги коснулись бетонки, задние колёса вырвались из объятий мотогондолы, и правая нога опёрлась на все шесть колёс. Загорелась зелёная лампа «Шасси выпущено». Когда подъехали к остановившемуся самолёту, увидели печальную картину. Четыре двадцатимиллиметровых болта, крепящих кронштейн стабилизирующего амортизатора к колёсной балке, срезаны как бритвой. Валентин Иванович спросил, как я догадался? Ответил, что в моей практике это третий случай. Первый, когда в первый полёт на дальность самолёт Ту-95 выпустили с разряженным стабилизирующим амортизатором. Второй — когда в Ахтубинске на Ту-22, взлетая ночью, сбили заблудившуюся корову и перебили шток стабилизирующего амортизатора.

В нашем беспокойном хозяйстве всегда что-нибудь случалось. По программе испытаний самолёта Ту-134СХ нам было необходимо ночью облетать специально созданный в Ленинградской области полигон. На полигоне надо определить и обмерить различные посевы, а также пересчитать жучков и паучков, проживающих на грядках. В конце рабочего дня прибегает всклокоченный Юрий Германович Богушевский, ведущий инженер по испытаниям Ту-134СХ, ругается, как последний биндюжник:

Мы тут корячимся, готовимся лететь, а они нас не принимают!

Кто не принимает?

Да полигон не принимает!

Мы, избалованные покровительством высокого начальства, привыкшие, как теперь говорят, на раз-два устанавливать на полсоюза запреты на полёты, схватились за телефоны. Звонок по Туполевской «кремлёвке», или аппарату ВЧ, решал многие проблемы, а тут упёрлись в глухую стену. Везде нас посылают… договариваться с полигоном. Дозвонились до полигона, начали скулить: у нас, мол, сроки, постановление правительства и так далее… Ответил нам приятный женский голос с извинением и издёвкой. Очень сильно желаем вам помочь, но не можем. У нас белые ночи!

Вот такая конфузия, что в этом особенного, посмеялись и всё. Ан нет! Когда сидишь на стуле, у которого вместо подушки шило, трудно сохранить «бдительность», особенно в мелочах, и надо знать на кого можно положиться, а с кем ушки держать топориком.

Подобная теория взаимоотношений выручала не один раз.

Садовые участки работников Туполевской фирмы называются СНТ имени А.Д. Перелёта. Находится товарищество в тридцати километрах от проходных ЖЛИиДБ. Если после взлёта с курсом 90 градусов уйдёшь в зону испытательных полётов, через три минуты будешь над крышей нашего садового домика. Все самолёты, в экипажах которых я летал, почему-то плохо набирали высоту, пока не пролетят над знакомой крышей. Летом практически всегда мы ночевали под этой крышей. Вылет на Ту-160 назначен на пять утра. Супруга, как всегда, снарядила меня и благословила на подвиги ратные. Около трёх часов на своей машине поехал на работу. Пробок тогда не было, но и дорог не было вообще. Поторопился, забуксовал и застрял в изумительной луже по самые пороги. Пытался самостоятельно выбраться из лужи, весь перепачкался болотной тиной, а в это время тучи комарих наслаждались моей пролетарской кровью. Прекратил мои мучения знакомый рокот Ту-160. На малой высоте Борис Веремей полетел к знакомой даче. Видимо посчитав, что я проспал, и пора меня разбудить.

Зачем я всё это вспоминаю? Просто хочу показать, что многие из нас всегда были готовы подстраховать друг друга. Таковы были человеческие отношения при развитом социализме. Сейчас, когда человеческие взаимоотношения чаще измеряются наличием рублёвой массы, иную трактовку получил вопрос о пользе врага или друга. Оказывается, лучше враг, потому как не может предать. Возможно, сейчас наши взаимоотношения кажутся наивными. Но мы честно делали свою работу, и это у нас получалось неплохо. Возможно, мы не всегда соблюдали политес, потому что совесть наша была чиста и бояться нам было нечего.

Ещё раз о том, что если можно говорить, часто лучше не говорить. Предстояло выполнить пуск крылатой ракеты с Ту-160 в полностью автоматическом режиме.

Стояла июльская жара, во все программы забили ранний вылет в 03 часа 00 минут. В это время приходило в движение полсоюза, все по своему расписанию. Включаются в работу пункты управления стратегических войск, «ядерный чемоданчик» шипит от злости. Диспетчерские службы перекрывают воздушные трассы, пассажиры скандалят в душных аэровокзалах: они же не знают, что весь этот кавардак для их собственной пользы. Выходят на исходные рубежи СКИПы (самолётные командно-измерительные пункты), и истребители сопровождения. Истребители сопровождения должны уничтожить ракету, если она выйдет из заданного коридора полёта и если не сработает штатная система ликвидации. Дальность полёта ракеты большая, поэтому истребители сопровождения должны меняться. Вся эта карусель крутится в режиме радиомолчания, обмен только кодами, да ещё с учётом расписания пролёта спутников. Такой полёт по погоде переносили несколько раз. В Жуковском стояла тихая, ясная погода, а в месте отцепки, южнее Волгограда, от Волги до Урала, стоял мощный грозовой фронт, небо бурлило, сверкали молнии, будто в огромном котле черти смолу кипятили. Запускать эту армаду в грозу небезопасно. Алексей Андреевич Туполев приезжал каждую ночь, участвовал в постановке задачи экипажу и метал ответные молнии в военных, запрещавших полёт, — за безопасность отвечал полигон.

Наконец всё срослось, самолёт взлетел точно по расписанию. Проводили самолёт, вернулись в административный корпус. Здесь была установлена «кремлёвка» и ВЧ-связь. Сделав нужные сообщения по телефонам, вожди начали разъезжаться. До момента отцепки ракеты самолёт должен пройти десятичасовой маршрут. Следом за Алексеем Андреевичем Туполевым вышли из административного корпуса. Туполев собирался уезжать, я отправился на своё рабочее место. По законам жанра, во время полётов мне можно отлучаться с рабочего места не далее, чем на длину телефонного провода. Раннее утро, солнце поднялось над макушками сосен, предвещая жаркий день, ох, как оно оказалось право! У главного корпуса — стенд с портретами всех героев фирмы, вокруг буйство сирени — кустарника, любимого основателем фирмы, с другой стороны корпуса, до