– Хороший вопрос.

К нам подошли мои родители. На лицах застыло тревожное выражение. Мама выглядела элегантно, хотя и чересчур пафосно, в серебристом сверкающем платье в пол. На папе был темный костюм с рубиново-красным галстуком в цвет маминой помады. Лицо мамы было бледным, и ее взгляд метался так, словно она пыталась избежать встречи с кем-то.

– Мама и папа, это Энджи и Бонни МакКензи. Энджи учится на врача в Стэнфорде, а Бонни психотерапевт, – я встретилась взглядом с отцом. – Вообще-то мой психотерапевт.

Мама вздрогнула при этих словах, а папа сжал губы в тонкую линию, прежде чем улыбнуться.

– Реджина и Дэниел Холлоуэй, – сказал папа. – Спасибо, что пришли.

Бонни и Энджи кивнули и пробормотали что-то вежливое, но никто не стал пожимать друг другу руки.

– Тебе нравится вечеринка, дорогая? – спросила мама, целуя меня в щеку. – Ты этого заслужила. Сегодня ты была невероятна.

– Великолепна, – добавил папа. – Я очень горжусь тобой.

– Спасибо, – сказала я. Я хотела отдать больше, почувствовать больше, но не могла. Эта вечеринка была именно такой, как все ее описывали: милым жестом. Добрым. Щедрым. Но его было недостаточно, чтобы заполнить зияющую дыру, оставленную родителями в моей жизни.

И внезапно я поняла причину странного напряжения в театре до и после спектакля. Дело было в Айзеке. Или, скорее, в его отсутствии. Он не стоял на сцене рядом со мной и не сидел в зале. Его здесь не было, чтобы красоваться в смокинге. Танцевать со мной, обнимать меня и шептать мне на ухо: «Никогда не сомневайся».

Папа откашлялся. Все смотрели на меня.

Я быстро натянула улыбку на лицо.

– Правда, все очень мило.

– Ну, вечеринка лишь часть праздника, – папа огляделся, но, видимо, не мог найти того, кого искал, и повернулся обратно. – Еще рано. Веселись, милая.

Энджи склонилась ко мне, когда он ушел.

– Что это было?

– Понятия не имею. Он намекал на какой-то сюрприз, – я огляделась. – Где Марти? Мне казалось, он был прямо за нами.

– Я пойду в дамскую комнату припудрить носик, – сказала Бонни. – Энджи, возьмешь мне бокал белого вина, пожалуйста?

Энджи отсалютовала ей.

– Если они не откажут мне. Уиллоу?

– Диетическую колу с лимоном? Я послежу за столиком.

– Пожалуйста, – Энджи кинула сумочку на стул рядом со мной и ушла. Спустя долю секунды мое горло сжалось, когда я постаралась позвать ее. Заорать, чтобы она вернулась.

Мои родители возвращались ко мне. На лице отца застыла довольная улыбка, а мама смотрела прямо на меня с идеально непроницаемым лицом. Рядом с ними шли Росс и Мелинда Уилкинсоны.

А рядом с ними Ксавьер.

Температура в комнате упала на сто градусов. Я покрылась гусиной кожей, когда кровь отхлынула от тела, оставив меня слабой и замерзшей.

На нем был темный костюм с серым галстуком. Черные волосы, зализанные назад, сияли в тусклом свете бальной комнаты. Его огромные темные глаза пробежались по мне, и еле заметная улыбка искривила губы. Он был красив, как вампир. Опасный и сексуальный, но тем не менее монстр, высасывающий из тебя жизнь и оставляющий полумертвой, полуживой.

Пока не решит прикончить тебя.

Я уставилась на них, не дыша. Ледяной валун застыл на моей груди.

– Уиллоу, дорогая, – сказал отец более уверенным тоном, словно теперь мы стояли на твердой почве. – Помнишь Уилкинсонов? Росс, Мелинда и их сын Ксавьер? – Он гордо засиял. – Ксавьер только что закончил университет в Амхерсте и собирается строить карьеру в политике.

– Приятно снова видеть тебя, Уиллоу, – голос Ксавьера был низким и мелодичным. Я же просто смотрела на него, и в наступившей тишине его улыбка слегка искривилась, выдав раздражение.

Взгляд мамы метался между нами, рот был слегка приоткрыт.

Ноги тряслись, когда я поднялась со стула. Я все еще не могла отвести взгляд от Ксавьера. Если я моргну или отвернусь, он нападет и разорвет меня в клочья.

– Что ты здесь делаешь? – удалось выдавить, стуча зубами.

Отец прочистил горло.

– Это часть сюрприза, которым я хотел поделиться. Мартин Форд здесь? Нет? Ну, можешь поделиться с ним новостями, когда он прибудет.

– Дэниел, – сказала мама сдавленным голосом. – Можно тебя на секунду?

– Сейчас, дорогая, – он заложил руки за спину, как если бы произносил речь перед аукционерами. – Уиллоу, я рассказывал мистеру Уилкинсону о твоей работе в Общественном театре Хармони. Я попросил секретаря изучить особенности здания и финансовое положение. Я рад сказать, что Уилкинсоны с помощью благотворительной организации Wexx согласились инвестировать в этот проект. Мы позаботимся о том, чтобы сохранили весь район, и Мартин Форд станет постоянным креативным директором.

Мое зрение заволокло серым туманом. Не думала, что в бальной комнате может стать еще холоднее. Теперь Ксавьер казался сердитым и нервным. Он засунул руки в карманы, раскачиваясь на пятках.

Уилкинсоны станут одними из владельцев Общественного театра Хармони.

Казалось, меня сейчас стошнит.

– Уиллоу? – спросил папа. – С тобой все в порядке? Я думал, эти новости обрадуют тебя.

– Она немного бледна, мистер Холлоуэй, – сказал Ксавьер, ступая вперед. – Скорее всего, ее просто переполняет радость. Пойдем потанцуем. Нужно наверстать упущенное.

– Какая чудесная идея, – сказала миссис Уилкинсон.

– Нет, – прошептала мама.

Ксавьер взял меня за руку. Я чуть не закричала. Я сказала себе не кричать. Но от нервов кружилась голова и все онемело. Потрясение от его появления и темные воспоминания окружили меня подобно наркотику в напитке. Я не могла говорить. Я едва могла шевельнуться, когда Ксавьер вытянул меня на танцпол. Мне показалось, что мама звала меня. Ее голос был слишком тихим в ревущей буре, далекий и недостижимый.

Пианист играл «What I did for love» из мюзикла «Chorus line». Ксавьер притянул меня себе.

– Не прикасайся ко мне, – прошептала я, оставаясь напряженной. – Я закричу…

– Закричишь? – для публики его лицо было приятным и непроницаемым, но в глазах стояло смятение. – Уиллоу, что происходит? Ты так смотрела на меня, что мне показалось, между нами осталось какое-то недопонимание по поводу нашего последнего разговора.

– Недопонимание? – удалось выдавить мне. – Разговора? Мы… мы не… говорили.

– Ты из-за этого расстроена? Что я не позвонил тебе после вечеринки?

Я втянула воздух в легкие. Отрыв от реальности был таким сильным, что я едва что-либо понимала.

Он медленно кружил меня. Я отпрянула, испытывая тошноту. По коже поползли мурашки. Сам Ксавьер ходит тут, в дорогом костюме, улыбается, болтает и живет. Окончил колледж и планирует будущее. Никаких ночных кошмаров. Никаких засыпаний на полу, а не в кровати, никаких отметок чернилами на коже, чтобы показать, где раньше была «нормальная жизнь».