Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Офицер на регистрации, наконец, сел за стол и порылся в бумагах.
– Шикарная получилась вечеринка, – заметил он. – Хотите рассказать, что произошло?
– Четыре года назад, – сказал я с ледяным спокойствием, – Ксавьер Уилкинсон изнасиловал мою любимую. Мне показалось, что он должен понять, что это неприемлемо.
Полицейский кивнул и потер глаза.
– Ага, она сейчас рассказывает свою историю. – Он убрал руки от лица и ухмыльнулся. – Четыре года назад?
– Если бы вы поймали убийцу спустя четыре года после преступления, вы бы отпустили его? – выплюнул я. – Отнеслись бы к нему снисходительно? Или вы были бы чертовски рады, что преступника поймали и он не сможет совершить новое преступление?
Полицейский сурово взглянул на меня. Я знал, что систему не изменить за одну ночь несколькими словами. И все же я был поражен, когда двадцать минут спустя полицейский снял с меня наручники и сказал, что я могу идти.
– Они не подают на меня заявление? – спросил я.
Коп еще раз взглянул на меня.
– А хочешь? Нет, твой партнер по боксу отказался делать заявление. Он отказывается говорить. Ты свободен.
Я пошел к выходу из участка, потирая запястья. Брэнда сидела, в то время как Марти ходил туда-сюда и беспрестанно ерошил волосы. Он остановился, увидев меня.
– Боже, Айзек, что произошло? Что происходит?
Прежде чем я успел ответить, пришла Энджи. Ее покрасневшие глаза опухли. Она тяжело оперлась на свою маму.
– Где Уиллоу? – спросил я.
– Она едет домой, – сказала Энджи. – Она смертельно вымотана и хочет побыть одна. Родители отвезут ее домой. Они вышли через черный вход.
Она подошла ко мне ближе.
– Она обо всем им рассказала. Не знаю, чем это поможет. Этот мерзавец и его родители пообещали пустить в ход все имеющееся у них оружие. Но она рассказала.
Я кивнул. Я хотел сказать, что рад, но битва еще не закончилась. Скорее всего, она только началась.
– Уиллоу попросила меня кое-что тебе передать, – заметила Энджи. – Я должна была сказать: «Второй акт, сцена вторая». – Она склонила голову набок. – Знаешь, что это значит?
Я кивнул, ощутив нахлынувшую на меня волну облегчения.
– Да, я точно знаю, что это означает.
«Это значит, у нас все еще есть шанс».
На пути из Брэкстона в мой коттедж мы все молчали. Мы с мамой сидели на заднем сиденье папиного «БМВ», взявшись за руки. Казалось, она не выпускала мою руку уже несколько часов. Она не разрывала физического контакта с того момента, как мы покинули отель «Ренессанс», чтобы последовать за Айзеком в участок.
«Айзек…»
Он появился в зале, и я не могла поверить, что вижу. За моим худшим кошмаром Ксавьером последовала величайшая надежда моего сердца. Лицо Айзека было окровавлено и все в синяках, но в моем хаотичном круговороте эмоций я представляла, что это боевые раны после всего произошедшего между нами.
И, подобно неожиданному повороту сюжета, пришла полиция, чтобы надеть наручники на Айзека, в то время как Ксавьер остался на свободе. И тогда меня накрыло спокойствие, подобно тому чувству, когда знаешь, что именно нужно сделать. Угрозы Ксавьера закрыть театр купили пять минут моего молчания, но взгляд на Айзека освободил меня. Если я хотела попробовать стать счастливой, мне нужно было избавиться от яда. Цена за хранение молчания была слишком высока, не только для меня, но и для любой девушки, на которую мог напасть Ксавьер.
Не отпуская руки мамы, я рассказала полиции историю своими словами. Никаких оваций в конце. Никаких долгих аплодисментов. Но я почувствовала себя лучше. Чище. Горы чернил выливались из моей кожи и исчезали. Тьма уходила, а мое пламя ярко горело.
Я представляла, как бабушка гордилась бы мной.
Усталость уже сковывала все мое тело к тому моменту, как папа подъехал к моему маленькому домику.
– Уверена, что хочешь побыть одна? – спросила моя мама, когда они проводили меня до двери. – Не знаю, хорошая ли это идея. Дэниел, что думаешь?
– Она сама может принимать решения, – сказал папа серьезным хрипловатым голосом. – Пусть делает, как хочет.
В тусклом свете лампы на крыльце оба они казались уставшими. Сегодняшний вечер был не упавшей бомбой, а скорее камешком в пруду. Круги от него будут медленно расходиться, распространяясь все дальше и дальше. Может, однажды Ксавьер и почувствует их влияние. А может, и нет. Прямо сейчас мои родители стояли в эпицентре разрушений.
– Пусть делает, как хочет, – повторил папа.
– Прости, – прошептала мама. Ее тушь расползлась под глазами. Темные, высохшие слезы оставили след на одной щеке. Волосы выбились из пучка.
– Боже, я ужасно выгляжу, – сказала она.
– Мне кажется, тебе так лучше.
Мама обняла меня и крепко прижала к себе.
– Думаю, я знала. Или подозревала.
Я закрыла глаза.
– Я так боялась сказать хоть что-то. Не из-за работы твоего папы. Этим я прикрывалась. Я боялась подвести тебя. Потому что так и было. Что я чувствую прямо сейчас? Так плохо мне еще не было. Я не защитила тебя, и мне жаль. Я подвела тебя, и мне жаль.
– Все нормально, мам.
– Нет, не нормально. Ничего не нормально.
– Но будет.
Она отпустила меня, и папа ступил вперед, прочищая горло.
– Прости, пап, – сказала я. – Ты, скорее всего, потеряешь работу.
– Я уволился сегодня вечером. И тебе не за что извиняться, – его желваки заходили. – Уиллоу…
Я ощущала, как все произошедшее между нами давит и на него. Он не знал, как с этим справиться. Нельзя было написать напоминалку или отослать приказ.
– Попозже еще поговорим, ладно? – сказала я. – Сейчас уже поздно и все устали. Давайте просто попробуем поспать.
Его плечи опустились от облегчения, но он заставил себя взглянуть на меня.
– Я так горжусь тобой, – сказал он. – И я… я надеюсь, что еще не слишком поздно.
Я улыбнулась и легонько поцеловала его в щеку.
– Никогда не поздно.
* * *
В своем маленьком коттедже одно тихое мгновение я стояла молча, просто дыша. Мой груз стал намного легче. Уменьшился наполовину. Я могла снова дышать. И все равно в моем сердце оставалась дыра, не имевшая ничего общего с моим черным и уродливым прошлым, только с будущим.
В дверь постучали.
«Мое будущее».
На пороге стоял Айзек, засунув руки в карманы, ссутулившись. Он смыл кровь с лица, но сине-фиолетовые пятна покрывали кожу вокруг правого глаза. Небольшой порез виднелся в уголке нижней губы.