— В Орлово под Гдыней, недалеко от пляжа. — Кася говорила так тихо, что шум волн, бившихся о берег, почти заглушал ее слова. — Сабина, ты и представить себе не можешь, как я была тогда счастлива…

Они вместе обустраивали квартиру, вместе красили стены и развешивали на них сувениры, привезенные из путешествий. Янек, любивший столярничать, смастерил красивую мебель для их гнездышка, рассчитанного на долгие годы счастливой жизни.

В ту субботу они встали поздно: накануне вечером засиделись у знакомых, с которыми планировали отправиться в Азию. Было полным-полно идей насчет предстоящей поездки в Бирму и Лаос: Кася всегда мечтала о юго-восточных странах. А пока что пара собиралась на обед к родителям Каси в Эльблонг — рассказать о самом важном: три дня назад Янек попросил Касю стать его женой.

Он был с похмелья и вести машину не решился, а она почти никогда не злоупотребляла спиртным, вот и села за руль. Они отправились в путь, собираясь заехать по дороге в кондитерскую — купить родителям по такому случаю торт. На перекрестке Кася уступила дорогу машинам, подъезжающим с левой стороны. Наконец повернула — и услышала скрежет шин и ужасный крик Янека. Не заметила! Не заметила разогнавшийся пикап, который мчался по улицам слишком быстро, и она смогла разглядеть его только в последний момент.

Открыв глаза, Кася увидела над собой яркие лампы дневного света. Ее только что разбудили после наркоза: она перенесла операцию.

— Вам определенно повезло, — сказало лицо в маске, склоняясь над ней. — Мы рады, что вы с нами.

— Янек? — Мысль о нем, точно молния, пронзила сознание. — Пан доктор, — прохрипела она, напрягая горло, которое болело после интубации, — что с моим женихом?

Врач бросил взгляд куда-то поверх ее головы и внезапно исчез из поля зрения.

— Мне очень жаль, — услышала она.

И снова потеряла сознание…

Ветер усилился. Крупные хлопья снега кружились у них над головами. Сабина держала руку подруги, не сдерживая слез, бежавших по лицу.

— Кася! — повторяла она. — Боже мой…

— Иногда жизнь бывает вполне терпимой, — сказала Кася, глядя ей в глаза. — Но порой трудно поверить, что у случившегося есть какой-то высший смысл. Подумай, я ведь не просто потеряла любимого. Долго еще я винила себя в том, что убила Янека. Я не должна была выжить, не заслуживала этого… — Она оборвала фразу: видимо, продолжать было слишком тяжело. Лишь после паузы Кася заговорила снова: — Уже после всего, когда выздоровела и выписалась из больницы, я решила сразу же после защиты диплома уехать из Польши. Путешествие в Бирму так и не состоялось: мы не в силах были отправиться туда без него. И я сбежала… Да, наверное, это самое подходящее слово. Я сбежала в Лондон — от траура, от укоров совести, от взглядов его знакомых. В те времена уже многие уезжали. Я нашла работу — в одном кафе, в другом, а затем и в ресторане, даже стала его менеджером. Жила, как монашка, только работа и учеба — я записалась в школу иностранных языков. Наверняка я единственная в Миколово, кто свободно владеет арабским, — улыбнулась она. — Но тогда, в Лондоне, я просто искала для себя такие занятия, которые поглощали бы меня полностью… Ну а потом я познакомилась с Тео. Его взяли на работу в наш ресторан. Остальное ты уже знаешь…

Они прошли еще несколько километров, преимущественно в молчании. Сабина не могла прийти в себя от потрясения. Как же обманчива бывает внешность! Правда, после несчастного случая с Тео Сабина уже знала, что первое впечатление, которое производила Кася, — самая веселая и оптимистичная женщина в мире, — возможно, не так уж и соответствует истине. И все же Сабина даже в самых смелых домыслах не могла предположить, что ее подруга носит в себе бремя такого тяжелого опыта. Внезапно странная депрессия, в которую впала Кася после бедствия с Тео, предстала в совершенно новом свете: «Вернулось эхо трагедии прошлых лет. Она испугалась, что придется пройти через это еще раз. К тому же ей наверняка казалось, что в этом есть какая-то ее вина, что это она накликает несчастья, это из-за нее трагически гибнут мужчины, которых она любит». Сабина строила предположения, почти позабыв о своих проблемах: их удельный вес явно уменьшился на фоне того, о чем она только что услышала.

— Ладно, будем уже возвращаться, наверное, — наконец решила она. — Тебе пора на работу, а мне нужно позаботиться об этом дикаре. Надеюсь, он немного пришел в себя.

— Ты уверена, что можешь остаться в доме наедине с ним?

— Черт, да мы знакомы уже кучу времени! Не перечесть, сколько часов мы с ним проболтали по телефону. А его приезд… может, все началось как-то неудачно. Я его испугалась и отреагировала нервно…

— Вовсе не удивляюсь этому, — вставила Кася.

— Может, это его и переполошило? Он чудак, нет слов, но безобидный.

— Надеюсь. Во всяком случае, как только почувствуешь, что что-то не так, сразу звони. Примчусь на подмогу!

Хоть Сабина и храбрилась, душа у нее, когда она шла домой, была в пятках. Живое общение с Мариушем Зыгмунтовичем оказалось достаточно неприятным опытом. Но все-таки она пыталась возродить в своей памяти связь, возникшую между ними много лет назад. Может быть, им просто нужно немного времени, чтобы привыкнуть друг к другу? Он, конечно, более невротичен, чем она себе могла представить, но тем не менее это все тот же Зыгмунтович, ее многолетний проверенный друг и терпеливый наперсник.

Она застала его… суетящимся в кухне.

— Сабина! — Увидев ее и убедившись, что она пришла одна, он успокоился. — Я… это… приготовил ужин. Может, рановато еще, но я же не знал, когда ты вернешься.

Теперь Сабина и впрямь оторопела.

— Я только и мечтаю о том, чтобы съесть что-нибудь сто`ящее, — сказала она, и это была чистая правда. Свежий воздух и прогулка действительно вызвали посасывание в желудке, которое она ощутила впервые за несколько дней: после недавних горестей она совсем потеряла аппетит.

И хотя Мариуш избегал зрительного контакта как огня, в остальном он вел себя гораздо адекватнее, чем утром.

— В общем, это… Что я хотел сказать? Все должно было быть не совсем так, — начал он, ставя перед ней тарелку, содержимое которой было… как минимум своеобразным.

Сабина остолбенело смотрела в тарелку, узнавая греческую еду: тефтельки кефтедес, жареные цукини, подрумяненный на гриле сыр халуми и маленькие шашлыки из ягнятины. Вся эта снедь, наверняка взятая из Касиных пакетов, была перемешана в глубокой тарелке вместе с добавками из совершенно иного кулинарного круга: кусочками охотничьих колбасок, кукурузой из банки и ломтиками вареного картофеля. Похоже, Зыгмунтович решил творчески использовать все продукты, которые были в ее холодильнике, а в довершение еще щедро полил все кетчупом.

— Мой приезд наверняка застал тебя врасплох… э-эгм… — уже немного свободнее продолжал писатель. Осмысленные высказывания стали встречаться в его речи чаще, чем нечленораздельные возгласы. — И ты ломаешь голову: с чего бы это человек, привыкший жить словно в пещере, вдруг отправляется с визитом в другой конец Польши?