Пока внутри окружения Рэнд продолжались перепалки, объективистское движение в Нью-Йорке достигло уровня лихорадки. В мае 1967 г. NBI торжественно подписал договор об аренде офисов в Эмпайр-стейт-билдинг, тогда самого высокого здания. Невзирая на то что офисы эти располагались в подвальном этаже, их адрес всё равно был безупречным. В договоре было указано идеальное помещение для лекций и кинопоказов, постановок и танцев, регулярно проводившихся институтом. Нью-йоркский NBI теперь координировал бейсбольные матчи среди объективистов, а также выставки, концерты, кинопоказы под названием «Романтический экран», ежегодный Бал NBI и даже Объективистский европейский тур. Для объективистов Калифорнии существовал Западный Бал NBI. Журнал «Объективист» объявил, что в новой аудитории также будут организованы неформальные вечера для одиноких людей[492]. И хотя бо́льшая часть такой социальной активности велась по запросу студентов, она была связана с ощущением Рэнд жизни в «мёртвой культуре». Для объективистов то, что они жили в состоянии кризиса, было аксиомой, мир единогласно был против их ценностей и интересов. Это особенно чётко прослеживалось в преданности Рэнд романтическому искусству и критике современного искусства, литературы и кино. Поскольку основные течения не содержали для объективистов ничего ценного, было необходимо создать альтернативный мир, где студенты NBI смогли бы найти пищу, утолявшую их культурный голод. Новый штаб института был доказательством стойкости и силы вселенной, созданной Рэнд. Почти никто не замечал, как Нейтан на два месяца сбегал в Калифорнию, чтобы провести курс Базовых принципов в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе.

Несмотря на все успехи нью-йоркского NBI, организация начала приобретать непривлекательную репутацию. В СМИ распространялось мнение о том, что объективизм был странного рода псевдорелигией. Отчасти причиной этому была очевидная страсть, которую Рэнд пробуждала в своих читателях. В отношении неё часто использовались религиозные метафоры: она была «пророчицей» или «женщиной-мессией», а её публика – «прихожанами» или «апостолами»[493]. Как бы то ни было, об ассоциациях с религиозными образами говорили те, кто присутствовал на занятиях NBI. Life цитировала студента, рассказавшего об одном из них: «Это была почти что служба: безупречный алтарь с белой тканью и табернакулом в виде магнитофона на нём». «Как новичка, – продолжал студент, – меня три раза спросили, являюсь ли я «верующим». Подобным образом о своём студенчестве там писал Джером Таккилл: «Первой моей реакцией на всё это были трепет, восторг настоящего верующего прихожанина, преданного теперь атеистическому капитализму так же, как раньше барочному католицизму 1950-х». Труды Рэнд были в NBI как «Священное Писание». Брэнден в своих лекциях и статьях использовал персонажей Рэнд для аргументации, приводя в пример реакцию Джона Голта в одной из сцен «Атланта» в качестве примера «психологической зрелости». Сотворённый Рэнд мир воспринимался как альтернатива реальности, а отрывки из её романов служили доказательством существования различных тенденций и проблем, влияющих на современный мир[494]. На критических стадиях споров Рэнд и другие начинали цитировать «Атланта», чтобы донести свою точку зрения.

Посетителей лекций NBI тревожила высокопоставленность Рэнд в NBI и соответствие студентов, которому учил их Нейтан. «Когда мисс Рэнд зашла в комнату и села на своё место, большинство собравшихся погрузились в благоговейное молчание», – вспоминал психолог Альберт Эллис, создатель рационально-эмоциональной поведенческой терапии (РЭПТ). Терапевтический метод Эллиса заключался в рациональном изучении и понимании эмоций. Он предложил Брэндену организовать дебаты, после того как стал слышать об объективизме от многих своих клиентов. Дебаты оказались шумной затеей, Рэнд кричала, сидя в стороне, а объективистская аудитория аплодировала Брэндену и освистывала Эллиса. После этого он серьёзно расстроился. Год спустя он опубликовал статью «Объективизм – религия?», в которой с яростью раскритиковал Рэнд и Брэндена. Даже те, кто относился к объективизму благосклонно, приходили от лекций NBI в замешательство. Джон Хосперс перед своим расставанием с Рэнд отправил ей необычайно откровенное письмо, в котором делился своими впечатлениями: «Я чувствовал себя будто в чужой церкви, где мне было не место, где все пели псалмы, которые они ожидали, кроме меня, и где отрицание чего-либо считалось ересью… А поведение публики меня шокировало ещё больше. Рациональность? Боже мой! Армия верующих, повторяющих одну и ту же песнь, которая задаёт вопросы только о нюансах и методах, никогда не сомневаясь в положениях истинной веры»[495].

Но всё было именно так, как Рэнд и хотела, о чём она, разозлившись, и написала Хосперсу. В своём письме она выказала поразительное презрение к тем, кто интересовался её философией больше всех. «Все те годы, что я потратила на то, чтобы выстроить свою философскую систему, я отчаянно искала «разумное согласие» или по крайней мере «разумное несогласие», – писала она Хосперсу. – Сегодня я уже не ищу «разумного согласия» и уж тем более со стороны детей или любителей». Далее она называла слушателей своих курсов «слабаками» и предсказуемо отрицала, что ей есть хоть какое-то дело до их интересов. Она утверждала, что ни она, ни Брэнден не будут ради своих студентов представать «неуверенными»: «Если ты думаешь, что наша уверенность напугает бедных и несчастных «социальных метафизиков», то что, по твоему мнению, сделает с ними неуверенность? Станут ли они из-за неё мыслить независимо?»[496] Рэнд не обращала внимание на тот факт, что если какой-либо вопрос освещать с разных сторон, то это сподвигнет студентов независимо изучить и оценить истинность каждого из вариантов, тем самым применить своё мышление и прийти к собственному умозаключению.