его ныне к себе, на малое время, и мне отдай. А я уж с ним решу, как быти. Такое дело!

Долго молчал, мучаясь сомнениями, великий князь Киевский. Вроде убедительно говорил Давид, хотя понимал прекрасно Святополк и то, что ищет беспокойный двухродный брат свою выгоду, думает захватить богатые Васильковы города. Впрочем, не только в городах сих было дело.

Когда-то киевский князь владел гораздо большими землями, чем ныне владеет он, Святополк. У отца, Изяслава, под властью был и Новгород со всей его обширной волостью, и часть Смоленской земли, и Волынь. А нынче? В Новгороде которое лето сидит Мономахов старший сын Мстислав, Смоленском тоже Мономах владеет, на Волыни вот Игоревич сей с Ростиславичами. Всех бы их волостей лишить. Чтоб кланялись ему, великому князю, чтоб выпрашивали себе городок-другой в Держание, а не присылали отроков с отказами даже трапезу разделить. Ну, с Мономахом, ясное дело, покуда не управиться, но вот с ентими... Почему б и нет. Пускай Давидка думает, что по еговому будет. В конце концов, он более податлив и понятен, нежели Ростиславичи. Да и Ярополка они сгубили...

Следовало бы Святополку, наверное, собрать боярский совет, но он боялся, что тогда их с Игоревичем злой умысел откроется Васильку. И опять начнётся война, опять сечи злые, опять половцы придут жечь и грабить, опять Олег голову поднимет.

Оборвав наконец молчание, Святополк сказал так:

— Вот что содеем давай, брат Давидка. Пошлю я снова к Васильку, велю передать: коли не можешь остаться, езжай. Но пред тем приди ко мне на короткое время. Надобно нам втроём одно дело важное обсудить.

— Вот се верно! — сразу заулыбался довольный Игоревич. — Уж топерича он, верно, не откажет. А ежели сызнова заупрямится, пошли на него дружину, вели схватить. Такое дело!

...Халдей встретил Василька с небольшим отрядом гридней уже по пути в стольный. Алый княжеский плащ-корзко, застёгнутый у плеча серебряной фибулой, развевался на ветру, под плащом красовался нарядный голубой кафтан с узорочьем, перетянутый широким поясом с раздвоенными концами, патимовых сапогах сверкали позлащенные бодни. Сабля в дорогих обшитых сафьяном ножнах висела у Ростиславича на поясе.

Было холодно, статный фарь выпускал в воздух облака пара. Халдей, резко вздыбив своего скакуна, спешился и отвесил Васильку поклон.

— Светлый князь! — взволнованно заговорил он. — Мне стало известно: великая опасность ждёт тебя в Киеве! Твои братья хотят тебя схватить!

— Откуда лжа сия?! — гневным окриком ожёг хазарина Василько. — Да как ты смеешь болтать такое?! Али не ведаешь, как в Любече на снеме крест князья целовали?! И говорили: если кто на кого покусится, на того будет крест и мы все! Святополк же старший из всех и должен других от злодеяний удерживать! Как же, учинив мне зло, сможет он прочих князей за попрание роты и оскорбление неповинного брата судить и наказывать? Почто клевещешь, хазарин, на брата моего старейшего?

— Поверь мне, князь! Твоему брату Володарю и тебе много лет я служу верой и правдой! Укройся скорей в безопасном месте, не езди в Киев! — попытался увещевать Ростиславича Халдей.

Тотчас понял он, что слова тщетны, что не послушает его Василько, что не отступится он, не переменит своего решения, что шагнёт навстречу несчастью, а может, и гибели своей.

Ухватил Халдей в отчаянии под уздцы княжеского коня, но резко оттолкнул его, отпихнул с дороги один из Васильковых гридней. Шлёпнулся с размаху Халдей в стылую осеннюю грязь, тяжело поднялся, стал отряхиваться, слыша, как стихает вдали топот копыт.

Боролись в душе хазарина жалость и презрение к неразумному, гордому Ростиславичу. Подумалось, что Володарь бы с ним так никогда не поступил. Горечь обиды, в конце концов, перевесила в душе иное. Махнув рукой, взобрался Халдей на своего коня и поспешил на Копырёв конец, в хоромы Иванки Захариича. Там он будет в безопасности.

ГЛАВА 66

Как только Василько спешился и взошёл на крыльцо княжеского терема, встретил его выглядевший взволнованным Святополк. Странным было то, что не сопровождал его никто из ближних киевских бояр.

Слуги княжеские провели Василька в горницу.

О чём говорить хотел со мной, брат? — вопросил Василько, усаживаясь на обитую рытым бархатом скамью.

«Верно, им стало ведомо о моём намереньи ляхов воевать», — подумал Ростиславич.

Ответить Святополк не успел, в дверях горницы появился Давид Игоревич.

— Ну, наконец-то! Заждались тя! — воскликнул он, широко разведя руки и заключая поднявшегося Василька в объятия.

Он сел напротив Василька и спросил:

— Куда ж спешишь ты, брате? Отметил бы с нами именины. Такое дело!

— Извиняйте, братья, токмо есть у меня в Теребовле дела неотложные, — уклончиво ответил Василько.

В большие замыслы свои он предпочёл Святополка не посвящать, чем невольно возбудил его подозрительность.

— Ну, останься с нами на два-то дня, — начал упрашивать его Святополк. — Попразднуем, отметим именины мои, потом и отъедешь. Недолго ждать-то ведь.

— Извини, княже великий! Николи задержаться не могу. Нужду крайнюю имею в Теребовлю тотчас езжать. И рад бы остаться, да спешу вельми. Прости, не гневайся на меня за ослушанье, — молвил Ростиславич. Вдругорядь непременно попразднуем с тобою, именины отметим.

— Ну тогда, может, хоть позавтракаешь с нами, пред дорогою, — предложил Святополк.

Скользом глянул Василько на Игоревича. То ли почудилось, то ли воистину лицо владетеля Волыни выражало страх.

— Я пойду, распоряжусь, чтоб накормили нас. — Святополк поспешно вскочил и выбежал из палаты в тёмный переход.

Длани его дрожали, зубы отбивали барабанную дробь. Понимал: наступили решительные мгновения. Рушилась данная в Любече клятва. Васильку он не верил, Давиду тоже: «Всех бы под замок!» — простучало в голове.

Но дело было начато.

Тем временем Василько спросил Давида:

— Может, нам вместе поехать? Чего тебе тут, в Киеве, сиживать? С берендеями и торчинами я уже снёсся. Помощь дадут, ударим по ляхам! Забудут дорогу на нашу землю.

Давид, к изумлению Ростиславича,