«Мы не найдем покоя, пока Вернер фок Бермессер не познакомится с топором»… Теперь шаутбенахт фок Шнееталь спокоен, но у бывшего лейтенанта новые долги. Уже не перед кораблем…

Несколько почти оленьих прыжков Морока, словно бы вспыхнувший снег, знакомое невозмутимое лицо.

– Брат Орест!

– Да, брат мой?

– Ваш палаш.

– Он ваш, – отрезает «лев». – Брат Ротгер, надеюсь, вы сможете обойтись без… корзины.

Кажущееся с этого тракта невозвратно давним лето. Рукопожатие на окраине Эйнрехта, еще простой мир, уже мерзкий год…

– Кошка нуждается в корзине, – словно сами по себе произносят губы, – лошадь в поводьях, а человек сам себе и поводья, и корзина.

– Вы правильно запомнили.

– Вы вовремя сказали.

Наружу рвутся, распихивая и топча друг друга, иные слова, сентиментальные, дурацкие… К кошкам! Тем самым, трехцветным… Слова нужны для какого-то подлого оправданьица, тебе нужны – не этим троим. Уходящим понадобится удача, вся, которая только может найтись, сперва им, тебе – потом, так что стой и смотри, как адрианианец и пара фрошеров присоединяются к Глауберозе и его ветеранам, как выстраивается и трогается в путь обреченная кавалькада. Никто не оглядывается, не машет рукой, не посылает благословений. Семеро всадников, пустое, ни облачка, небо, длинные тени, нетронутые снега вдоль тракта, скоро солнце станет красным… Тьфу, вот ведь привязалось!

Неосвященная церковь ждет, открыв два черных рта. Свиты остаются во дворе, переговорщики затворяются в Покое озарений, если среди них есть белоглазые, драка там и начнется. Если же господа китовники просто сволочи, фрошеры вернутся назад живыми, а дипломат с клириком примут приглашение… Их обязательно пригласят, даже без свиты, хотя к ветеранам Глауберозе в душу тоже полезут. А может начаться и во дворе, для этого фок Дахе нужно либо сразу оставить там своего адъютанта, либо отослать по ходу дела. Адъютантов часто отсылают.

– Господин полковник, я должен немедленно доложить моему генералу о том, что участники переговоров прибыли в оговоренном составе.

– Капитан фок Друм, я вам не начальник, а граф фок Глауберозе вас отпустил.

– Господин фок Фельсенбург, я хочу, чтобы вы знали, будь моя воля, я бы…

Субчик всё понял и хочет удрать, ну а кто не хочет?! Только удирают тоже по-разному и от разного. Чтобы не глядеть в трубу, как умирают те, кто осознанно явился за смертью. Чтобы оказаться подальше от ответственности, если что пойдет не так, и от стычки, если… когда та выкатится за пределы двора и перекинется на эскорты.

– …мой тяжелый долг.

– Ну так отдавайте его, кому задолжали!

– Господин полковник, что-то не так?

– Все прекрасно. Убирайтесь, вас, видимо, ждут.

– Так точно.

Холеный зильбер поспешно – и хозяин велел, и страшный мориск окрысился – разворачивается и красивым кентером уносит штабную сволочь к начальству. Все прекрасно, все идет, как задумано; игрушечные всадники уже вливаются в распахнутые ворота, наверняка на них начертано что-то благостное о любви Создателя к малым сим и ожидании Его… Вот так кощунниками и становятся. Руппи заставил себя неспешно – неспешно! – опустить трубу и двинуться вдоль настороженных рейтар.

Переступают с ноги на ногу, фыркают, прижимают уши кони, выдавая замерших в седлах всадников, из лошадиных ноздрей вылетают нежные облачка пара, по снегу скачут мелкие острые искорки, и нет вещи навязчивей часов! Так и норовят затянуть руку в карман, вцепиться в пальцы, прыгнуть к глазам.

– Морок, спокойно.

Жеребец понимающе хрюкает – он-то держится, а вот ты? Сбоку невозмутимо шагает синяя предвечерняя тень. Шеренга наконец кончилась, второй ряд, третий – и вот она, «мелочь» в рейтарских плащах. Штурриш, само собой, с краю, Морок приветливо взмахивает гривой: с каданской кобылой он сдружился еще у Эзелхарда.

– Новости, господин полковник? – не приподнять шляпу при виде Руппи «забияка» не может в той же степени, как и не нахлобучивать ее поглубже, заметив Вирстена.

– Новостей нет, есть предчувствие. Я вам сказал, как действовать, если случится что-нибудь непредвиденное?

– Да, господин полковник.

– Не люблю повторяться. Когда оно случится, действуйте, как сочтете нужным. Возьмите-ка мою трубу, она лучше вашей.

– У вас и конь лучше, и пистолеты.

– Пожалуй, – от выстрела порой зависит жизнь, сейчас не твоя, значит… – Обменяемся до вечера… на удачу.

– Куда ж без нее? – совать морисское диво в ольстры «забияка» не стал, заткнул за пояс, после чего всмотрелся уже с помощью новой трубы во вражеских, раздери их Гудрун, всадников, немного подумал и поморщился:

– Близковато, не больше минуты у нас будет, если коровы эти не станут мух ловить. Ну а замешкаются – так поболе. Попробуем, господин полковник! Получится или нет – как кости выпадут, но весело будет.

2

Вальдес рассеянно огляделся, выбирая, где бы усесться, дабы избежать кресла или стула.

– Тебе не отвертеться, – объявил он. – Я собираю всю компанию, выбор есть только у Давенпорта. Между тобой и гнусной, мокрой ночью.

– Думаю, – зевнул Лионель, – наш «сытный» друг предпочтет ночь. Возьми его как-нибудь в Хексберг, капитан Давенпорт придаст твоим девочкам серьезности.

– Таких не берут на гору, – Ротгер остановился на кроватной спинке, кою и оседлал. – Будут ведьмовка и Балинтова мешанка… Я ведь к тебе на предмет ближайшего будущего и Рокэ еще не приставал?

– Не приставал. Ты таким образом чтишь память дяди?

– Это мысль! Я чтил именно ее и, как всегда, несерьезно и неосознанно. Больше я не чту и тем более не ожидаю. Чего регент хочет от нас и вообще?

– Он рванул спасать Бруно и хочет нас с тобой видеть.

– Не врешь? – строго, впору покойному Вейзелю, вопросил альмиранте. – Может, он жаждет видеть тебя?

– Нас, – спокойно подтвердил Лионель. – Удачно, что ты созвал старших офицеров. Излом Изломом, но кое-что сказать им придется.

– Только праздник не испорть.

– Я его усугублю, нам придется несколько меньше умирать.

– Даже так? А Залю?

– Заля с распростертыми объятиями будет ждать восхищенная Данария в лице Салигана, но дуксам для распростирания нужно какое-то время. А Залю нужно отсутствие выбора, и оно у него будет.

– Так вот ты чем занимался эти дни, – Вальдес стащил-таки с пальца кольцо, с любопытством осмотрел со всех сторон и подбросил, – я аж волноваться начал. Гривой не потряхиваешь, удил не грызешь…

– Ты решил податься в кавалеристы?

– Не выйдет. Тогда Эмилю придется стать моряком, а этому учиться надо… В лошадях есть что-то от девочек, только они умирают; меня это не устраивает, лучше смертным буду я. Не сейчас, само собой, и не завтра. Так что ты надумал?