Весть о том, что Татьяну Лазареву и Михаила Шаца то ли уволили с канала СТС, то ли не продлили им контракт, застала меня в Киеве, где, к слову, и была зачата «оранжевая» революция, и это «к слову» я употребил не случайно, потому что речь пойдет про то, как люди примеряют на себя тогу борца за свободу и за права других людей.

В это время, когда на всех сайтах разных стран комментировалось увольнение вышеозначенных лиц, я был занят странным и, наверное, непонятным для революционеров делом. Я перечитывал ленинградского поэта Александра Кушнера.

Он не выходил на Болотную, не устраивал писательских прогулок по переулкам, фотографируя себя на предмет моментальной публикации в Фейсбуке с рассказом, как его притесняет режим и как ему с трудом удалось собрать малодушных соотечественников, чтобы прогуляться там, где витает дух Пиночета. Послушайте Кушнера: «Я никакого интереса в себе не чувствую давно». Потом я встретил Александра Кушнера там же, в Киеве, и сказал ему, как я люблю его. Разумеется, он отпрянул, но взаимности я не добивался. Я просто ждал того ответа, который последовал. «Не знаю, что сказать, собой я никогда не интересовался».

Лазарева и Шац – я написал бы, что они мои друзья, – но чтобы не рисковать, подозревая, что они не считают меня таковым, оговорюсь: они были моими друзьями. Я их люблю до сих пор. Но иногда нужно не заблуждаться на свой счет, исходя из чтения хороших стихов. Я не знаю деталей расставания с каналом СТС, но догадываюсь, что речь идет просто о низких рейтингах.

Я 25 лет в этом бизнесе. И мне никогда не приходило в голову объяснять свои увольнения происками врагов или, не дай бог, тем, что я идеологически не совпадаю с верховными жрецами. Правда, раньше не было Интернета. А если б даже был – я бы никогда никому не пожаловался, что меня огорошили отставкой. Я всегда это объяснял тем, что перестал быть интересен той части публики, которую обслуживал. Ни одна собака за все эти годы, что я работаю на ТВ, радио и в прессе, кроме меня, не призналась в том, что ее отставили по простой и оскорбительной для отставленного причине – что она перестала быть интересной. Это жизнь, и Болотная здесь ни при чем.

Зрение притупляется, ты думаешь, что ты – жертва режима. Что тебя погнали потому, что ты вышел куда-то проорать в сотовариществе с такими же не знающими куда деть себя людьми, и ты уже Вацлав Гавел. Конечно, трудно признать, и мне тоже было трудно, что поезд ушел. Что Паша Воля из Comedy Club популярнее нас всех: меня, Лазаревой и Шаца. Но если перестать ерничать и перестать изображать из себя Че Гевару, есть только один путь порадоваться за Пашу Волю, правда, с оговорками.

Повторяю, я люблю Мишу и Таню. Просто Болотная площадь и координационный совет оппозиции не имеют ничего общего с тем, что тебя перестали смотреть в Челябинске…

«Мне нравятся чужие «Мерседесы», я, проходя, любуюсь их сверканьем. А то, что в них сидят головорезы – так ведь всегда проблемы с мирозданьем». Знание последней строчки избавило бы супругов от необходимости представлять публике другую причину ухода с канала СТС, нежели та, которую они, рассчитывая на сочувствие четырех либералов Жулебина во главе с Борисом Немцовым, явили миру.

В программе «Достояние республики» – сплошные комплименты; превозносимые сверх всякой меры бенефицианты вместо того, чтобы рожу сохранить, с дорогой душой включаются в суесловное славословие насчет себя.

Человек сидит среди превозносящего карнавала, а потом исподволь делается Человечищем, который позволяет его захваливать, а после, судя по лицам, недоумевает, почему именно его слюнявили так недолго.

Наши артисты таковы, что даже разговор о технологии синтеза аммиака переведут на разговор о себе. Выглядит это так: какой-нибудь Добрынин начинает: Анечка, мол, была светлым человечком, но вот у меня был случай… я… я… я…

Если речь о мужчине, совершенно точно это окажется единственным мужчиной на эстраде, если о женщине – самой красивой и голосистой.

Если в этот изысканный разговор вмешивается журналист с робкой репликой, что вот эта пьеса послабее будет, а позднее творчество инерционно, ему пеняют, что он слеп и глух, только что сдохнуть ему не рекомендуют.

У Льва Лещенко, само собой, просодия глубока и полнозвучна, и мужик он что надо (откуда Кире Прошутинской про это знать?), и украшение человеческой расы, и… ЛЛ кивает, а что еще ему остается делать, жанр такой, апокриф, житие святых.

В одной из программ Саша Маршал, дождавшись окончания долгого вопроса о творчестве, то есть неуместного, спросил: «Вы Родину любите?» Ему ответили, что да. «Тогда к чему эта софистика?»

Я тоже Родину люблю с ее достояниями, поэтому замолкаю.

Я вижу происхождение такого титана шагреневой мысли, как Михаил Жванецкий, в одесской культурной укорененности, относительно которой угнетает только невозможность внятно о ней доложить: они там воздухом, что ли, особенным дышат? Но когда пишешь такое, сам себя уличаешь в заштампованности сознания, а это при чтении и наблюдении за Жванецким недопустимо.

Для иных «Дежурный по стране» («Россия 1») – как мост через пропасть, им не устоять под этой вербальной розой ветров, не осилить густую метафористику элегантного генетически веселого мудреца, который, пока другие делают умные лица, специально играет на понижение, посылая к черту логику.

Даже его устное слово особой заботы о «недогоняющих» не обнаруживает. На его творческом вечере, где, по обычаю, не было ни единого свободного места, над его: «Теперь врач и пациент смотрят друг на друга с одинаковой надеждой» – я хохотал сначала в одиночестве. В телепередаче он тоже складывает прихотливый пазл из перламутровых слов, парадоксального взгляда на проблемы беременного мира и фирменной ухмылки.

Кажется, причина феноменального успеха МЖ в том, что он жалеет и прощает людей, даже пустившихся во все тяжкие; кроме тех, кто глуп по собственному выбору или добровольно впал в разложение. Таким не понять шедевра: «Ужасно, когда от тебя уходят. Но тут правило одно: твоя от тебя не уйдет. Если ушла, значит, не твоя». Ничего смешного, кстати. А МЖ исключительно смешить не нанимался. Нанятый смешить не скажет: «Время лечит. Но когда вылечит – уйдет время». Если вам нужна концентрация, это вам поможет.

Он легендарен и молод, ему имидж-манипуляции за ненадобностью, есть Тот Самый Портфель – и довольно. Мозг, большое сердце, полное любви, портфель с рукописями и мы, зрители, – кажется, все для счастья у Дежурного по стране есть.

Что движет народным эскулапом Геннадием Петровичем Малаховым? Три резона – и стыдно вам должно быть, если вы этого до сих не уяснили.

Три резона: