и Боннэр считали это капитуляцией перед центральными властями. А как же общенациональная политическая стачка? А как же шахтеры и российская солидарность? Зачем упускать шанс отстранить Горбачева и его правительство от власти и провести настоящий, а не показной круглый стол с истинными демократами и демократическими лидерами в республиках?[727] Правой руке Ельцина Геннадию Бурбулису пришлось убеждать сбитых с толку радикалов, что никакой закулисной сделки нет. Решение Ельцина работать сообща с Горбачевым он назвал «единственной государственной основой для преобразований». При всей неоднозначности новоогаревского документа «Ельцин – демократ». Бурбулис добавил: «Кто-то считает, что Горбачев выиграл, а я считаю – ситуация в наших руках». Время оставить подозрения и сосредоточиться на президентской кампании Ельцина. Бурбулис назначил себя главным координатором этой кампании. Он даже рассчитывал стать кандидатом в вице-президенты. После многочасовых дебатов гнев сторонников демократии утих. Собрание движения проголосовало выдвинуть Ельцина президентским кандидатом от «Демократической России». Против выступил только один делегат, семеро воздержались[728].

Те в США, кто следил за событиями января – марта 1991 года, среди них как правые республиканцы, так и либеральные демократы, были восхищены энергией и бесстрашием российского демократического движения. В их глазах Ельцин и активисты «Демократической России» не покорились силам реакции. Более того, они вышли из опасного противостояния с возросшими силами, с более широкой массовой поддержкой. На американцев произвело особо сильное впечатление то, как решительно и мощно российские демократы поддержали независимость Прибалтики. В Национальном фонде демократии (National Endowment for Democracy, NED), вашингтонском центре, который финансировал конгресс, Збигнев Бжезинский, Ричард Пайпс, Надя Дюк и российский диссидент Владимир Буковский считали, что нужно всячески помочь Ельцину как главному союзнику прибалтов[729]. «Демократическая Россия» получила грант в 2 миллиона долларов от Института Крибла, основанного на деньги миллиардера Роберта Крибла, сторонника и спонсора Рональда Рейгана. На эти деньги Бурбулис и его друзья организовали 120 мастер-классов и семинаров в Москве, «тренинги демократии» в российских регионах, а также конференции и «школы» в эстонском Таллине. Кроме того, они закупили копировальные аппараты и компьютеры, которые очень пригодились «ДемРоссии» во время мартовского референдума и позже для президентской кампании Ельцина. В КГБ обо всем знали, но ничего не делали – получатели американских грантов были народными депутатами и обладали неприкосновенностью. Закона, запрещающего советским парламентариям получать иностранную помощь, тогда не существовало[730].

Еще одним «другом российской демократии» стал Национальный демократический институт (National Democratic Institute, NDI). Эта организация, тесно связанная с Демократической партией США, действовала как ее внепартийное и неправительственное подразделение. Одним из волонтеров был аспирант Стэнфордского университета Майкл Макфол, который весной 1991-го приехал в Москву собирать материалы для своего сравнительного исследования демократизации в Советском Союзе и Южной Африке. Макфол был на учредительной конференции «ДемРоссии» и на ее конференции в апреле. Там он встретился и подружился с Владимиром Боксером, Михаилом Шнейдером и Олегом Румянцевым, блестящим молодым российским парламентарием, который участвовал в написании демократической конституции РСФСР. Много лет спустя Макфол, уже бывший посол США в России, вспоминал, что в том году он и его друзья были «демократическими идеалистами». Он был убежден, если «эти люди придут к власти, новая эра партнерства между США и Россией станет не только возможной, но и весьма вероятной»[731].

В начале апреля 1991 года в Советский Союз прибыл Ричард Никсон. Он хотел понять, насколько далеко зашел советский кризис. Первым из крупных политиков США Никсон побывал в странах Балтии, а также съездил в Грузию и на Украину. В Москве он встретился с Шеварднадзе, Примаковым и Крючковым, но так и не смог договориться о приеме у Горбачева и Ельцина, – те были слишком заняты текущими делами[732]. Советник Никсона, советский эмигрант Дмитрий Саймс, придумал оригинальную уловку: в холле московского «Президент-отеля», где они остановились, бывший американский президент и его консультант начали в полный голос обсуждать предстоящую встречу с Ельциным. Саймс правильно рассчитал, что их разговор подслушают в КГБ и передадут Горбачеву. Действительно, через несколько часов позвонил секретарь советского лидера и пригласил Никсона на встречу. Затем Саймс связался с Лукиным и сообщил ему, что Никсон увидится с Горбачевым. Ельцин сразу же нашел время для экс-президента США в своем плотном графике[733].

Никсон использовал обе встречи для щедрых интервью американским СМИ, причем сделал это весьма предвзятым образом. В его описании Горбачев выглядел уставшим и исчерпавшим себя политиком из прошлого. При этом Никсон не скупился на похвалы Ельцину, который был готов к быстрым и решительным реформам. «Горбачев – это Уолл-стрит, а Ельцин – Мейн-стрит», – объяснял Никсон в интервью «Нью-Йорк Таймс» на понятном американцам языке. «Ельцин мог бы стать революционным лидером… В нем есть животный магнетизм, у него железная хватка», – заявил он[734]. Спустя несколько дней со страниц популярного журнала «Тайм» Никсон превозносил Ельцина за то, что тот «полностью отвергает философию коммунизма», поддерживает частную собственность, хочет немедленно предоставить независимость Прибалтике и «урезать всю советскую помощь Кубе, Афганистану, Анголе и другим лузерам третьего мира». Правительство США должно помогать не Горбачеву, а Ельцину и его способным советникам, заключил Никсон. Конечно, это обидит Горбачева, добавил он. «Но мы должны помнить, что он нуждается в нас гораздо сильнее, чем мы – в нем» и что курс на Ельцина правилен с моральной точки зрения и отвечает национальным интересам Америки. Никсон ушел от Ельцина еще с одним открытием: «Он знает, что у Советского Союза нет будущего. Никакого… Если будущее есть у России, то оно заключается в Ельцине»[735].

Еще до заявлений Никсона Буш и Скоукрофт испытывали давление тех, кто требовал усилить помощь Ельцину и «российским демократам». В телефонном разговоре с премьер-министром Италии Джулио Андреотти Буш жаловался: «Здесь, в некоторых кругах, особенно в крайне левых и правых, Ельцин – герой. Если бы только Горбачев дал Прибалтике уйти из Союза, он получил бы огромную поддержку в Европе и в США», – задумчиво сказал американский президент. Андреотти ответил, что для Горбачева это политически опасный шаг. По словам итальянского премьера, так считал и папа римский – Ватикан не настаивал на суверенитете Прибалтики. Путь к независимости там видели в постепенных политических и экономических преобразованиях под контролем союзного центра. Президент США с этим согласился. «Ельцин говорит правильные вещи», но все лидеры, с которыми Буш беседовал, считают, что он демагог и станет диктатором, когда придет к власти[736].

29 марта Буш принял в Белом доме Председателя Верховного Совета Эстонии Арнольда Рюйтеля и эстонского министра иностранных дел Леннарта Мери. Рюйтель поблагодарил президента США за содействие в январском прекращении насилия в Прибалтике.