скажи! — пьяно воскликнул примипил Альдрик. — Твои верные воины ждут вдохновляющих слов!

Звания легата у Эйриха ещё не было, его назначали, максимум, военным трибуном на конкретный поход, но сегодня можно спустить воинам напрасную лесть.

Эйрих встал из-за стола и поднял кубок.

— Хочу начать с того, что я не легат, — заговорил он, когда установилась тишина. — Но мне приятно, что такие грозные воины, сокрушители гуннов и других могущественных племён, ведут себя со мной, как юные девицы, жаждущие поскорее напрыгнуть на тёплое копьё!

Он сделал паузу, и она возникла. Сначала легионеры не осознали, что именно он сказал, потом осознали и даже было возмутились, а затем кто-то заливисто рассмеялся, после чего тысячеголосый хохот заполонил весь лагерь. Эйрих лишь удовлетворённо улыбнулся. Здесь все свои и все понимают сальные воинские шуточки.

— Я был удовлетворён тем, как вы показали себя на всех этих полях сражений, — продолжил Эйрих, когда смех утих. — Ни одно войско этого мира не способно было биться в таких условиях, таким сравнительно малым числом против настолько превосходящего численно врага, грозного, смертельно опасного, любящего и умеющего убивать. Я горжусь вами, легионеры, вы не запятнали себя трусостью, а, напротив, показали истинный героизм! Я вижу вокруг себя грозных воинов, идейных наследников легионов старых римлян! Тех самых, что завоевали почти весь известный мир. И вы завоюете. Я обещаю вам. Но не для себя! Для Отечества!

Тут уже никаких пауз не возникало, поднялся восторженный рёв тысяч глоток, кто-то что-то кричал, но всё это тонуло в этом оглушительном рёве людей, готовых идти за Эйрихом хоть в загробный мир.

— Не для себя!!! — расслышал Эйрих особенно громкий выкрик. — Для Отечества!!!

— Не для себя!!! Не для себя!!! Не для себя!!! — подхватили его расслышавшие легионеры. — Не для себя!!! Для Отечества!!! Не для себя!!! Для Отечества!!!

Эйрих улыбнулся своим воинам, после чего по-легионерски стукнул себя кулаком в грудь. Легионеры повторили его жест, символизирующий уважение воина воину.

/25 декабря 409 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия/

Огромный шатёр для заседаний чуть ли не ломился от изобилия людей, потому что численность Сената, относительно недавно, резко возросла.

Шестнадцать официальных партий, пять партий-кандидатов, восемь неформальных объединений сенаторов — Торисмуд хотел хаоса и получил его.

Ни о каком единении взглядов больше не было и речи, потому что теперь вдруг оказалось, что это была опасная иллюзия и сенаторы, пусть и состоящие во фракциях, видели перед собой несколько разные цели и методы их достижения.

Прошло так мало времени, а уже произошло девять расколов партий, восемь из которых завершились расформированием этих, оказавшихся неустойчивыми, объединений.

Эйрих стоял и смотрел на сенаторов, без особого интереса ожидающих завершающей части его речи. Им всё равно, потому что после него выступают «более интересные» инициаторы, затрагивающие более животрепещущие вопросы, касающиеся «настоящих проблем их сообщества». А претор, как всегда, пришёл с непонятной инициативой и чего-то хочет. Естественно, проголосуют положительно, потому что эта инициатива не наносит никакого вреда ни Сенату, ни народу.

— … сформировать счётную комицию, в состав которой войдут избранные сенаторы, — перешёл к сути инициативы Эйрих. — Также необходимо будет сформировать постоянно действующую комицию, которую я предлагаю назвать «Комицией народонаселения», задачей которой будет регулярная актуализация точной численности готского народа, дабы Сенат, заботящийся о благополучии всех граждан, всегда знал, сколько именно людей, включая женщин и детей, живёт под его тёплой и бдительной опекой.

— Женщины — это не люди! — выкрикнул сенатор Альбвин.

— Сенатору Альбвину двойной денежный штраф, — вынес вердикт скучающий консул Зевта, ныне «стариковский сторож».

Дополнительную власть народным трибунам решили не давать, они и так имеют достаточно влияния на сенат, но наказывать зарывающихся сенаторов кому-то надо, поэтому решено было, сквозь зубы и ругань, назначить «сторожей» из магистратуры. Дежурили поденно, послезавтра очередь Эйриха.

— Да он несёт околесицу! — возмутился сенатор и встал с трибуны. — Это несправедливый штраф!

— Хорошо, почтенный, — улыбнулся Зевта, — тройной штраф за пререкание с обсерватором. Следующий — пять плетей.

Сенатор Альбвин сразу же заткнулся и сел обратно.

Удивительно, но потеря денег не останавливает некоторых сенаторов, которые уверены в собственной трибе, а вот угроза плетей отрезвляет даже самых буйных, потому что деньги взыщут с трибы, а удары плетьми прямо со спины…

— Пусть и не люди, — пожал плечами Эйрих, которому было всё равно на терминологию, — но считать мы их должны и будем. Каждая женщина — это будущие дети, часть которых обязательно встанет на стезю воина или легионера. Всегда точно знать, сколько у тебя будет воинов через год, пять, десять — это очень ценно и жизненно необходимо.

Тут желающих лезть поперёк его слов не нашлось.

— Сейчас мы точно знаем, что среди свободных остготов живёт четырнадцать тысяч шестьсот тридцать мужей, не считая тех, что в войске, — начал Эйрих излагать статистику. — Существенная их часть уже давно и основательно перешла черту пятидесяти пяти зим. Но сколько у нас женщин и детей — загадка.

Стариков и близких к этому у них так много, потому что бесконечные войны выкосили очень и очень многих взрослых мужей. Сколько у них юношей до четырнадцати зим — приблизительно в районе «очень много», но никто не знает, сколько точно.

— В войске у нас девять тысяч триста восемьдесят воинов, — Эйрих поправил тунику. — Считая с эквитами, с легионом и обычными воинами.

Потеряли они много, очень много. Не в битве против гуннов, а вообще за относительно короткий промежуток в десяток лет, насыщенных войной.

— В трёх ругских родах насчитывается общим числом тысячу шестьсот восемьдесят три мужа, — продолжал Эйрих. — До битв против визиготов и гуннов было две тысячи триста семьдесят. Воинов из выживших — четыреста восемь. Сколько женщин и детей — неизвестно.

Ситуация та же, что и у остготов — юношей до четырнадцати зим у них бегает много, но никто не знает, сколько точно.

— Аланские роды, представленные в Сенате семью старейшинами, насчитывают шесть тысяч двести девяносто одного мужа, — Эйрих даже не пользовался пергаментом, потому что знал эти цифры наизусть. — До обозначенных мною битв насчитывалось восемь тысяч семьсот двадцать два мужа. Три тысячи девяносто пять — воины.

Он специально спрашивал у аланских старейшин, они утверждают, что после того, как они начали кочевать близ Дуная, а это произошло где-то около сорока зим тому назад, у них образовалось что-то около четырнадцати новых родов — настолько быстро начала расти их численность. Это сказалось и на размерах родов, которые не очень хорошо представляли себе, куда девать такую прорву людей. Формально семь родов, но фактически один такой род превосходит численностью два