Яковлевича это сейчас весьма актуально. Кажется, барон Анри как-то сказал ей, что в двадцать первом веке человеку необходимо дать другую иллюзию жизненной востребованности. Стремление дать потомство необходимо менять, поскольку человечество слишком расплодилось. Социальные сети и виртуальный секс — вот что займёт время и место в душе каждого.

Неожиданно Ванечка подбежал к Ольге и, ткнувшись худенькими плечиками в её коленки, внятно произнёс:

— Мама…

В глазах защипало. Она провела рукой по нежному пуху детских волос цвета золотистого песка. Ткнулась губами в горячий детский лоб.

— Ласскажи мне стишок, — попросил мальчик.

Ольга подумала и произнесла:

Поздним вечером к котам

Приходил Гиппопотам.

Приходил, приходил,

А потом их всех убил…

— Зачем он сделал это?

— Задание такое было. Втереться к котам в доверие и порешить всех.

Игорь Яковлевич с интересом прислушивался к беседе.

— Ты нас тоже убьёшь? — неожиданно спросил ребёнок. В голосе отсутствовал страх, только любопытство.

— У меня нет такого задания. Я сегодня уеду, — серьёзно объяснила Ольга. — Беги, Ванечка, вон птичка тебя зовёт.

Прикрыла глаза. Надо не раскисать. В мире слишком много грусти. А с мальчиком всё будет хорошо.

— Игорь Яковлевич, вы теперь узнаете настоящий мир, не через призму утренних оперативок с новостями. Увидите закаты и восходы, зелёные стебельки и даже как растёт ваш сын. В холодильнике жареная курица, две бутылки вина, молоко и тыквенное пюре для Ванечки. В гараже машина. Завтра купите продукты и начнёте новую жизнь. На столе мой счёт, там же адрес, куда перечислить деньги.

— А вы?

— Выполнила свою работу. Мавр сделал своё дело и может отвалить.

— Пожалуйста, перекусите с нами напоследок, моя госпожа. — Желваки на скулах бывшего министра играли, будто он пережёвывал нечто очень жёсткое.

Они ужинали на веранде. Любопытные птички заглядывали в тарелки.

Золотые часы, висевшие высоко в небе, медленно, но верно спускались в море. Безымянные цветы пристально следили за этим движением. Мгновения осыпались пляжной пылью, превращаясь в прибрежную полосу. Там неутолимый прибой ритмично уносил блестящие песчинки в неизвестность. В новую жизнь. «Тик» — набежала волна. «Так» — безвозвратно отступила, уходя от настоящего. Тик-так.

Игорь Яковлевич смотрел на море. Но видел что-то своё.

— Знаете, — наконец произнёс он, — 2008 год был для России годом страха. Оживились асы спецназа, ветераны тирании, палачи-силачи… — Он остановился и тихо и медленно произнёс ведомое только ему: — Пытки с третьей попытки… — провёл ладонью по губам, словно убирал какую-то гадость, затем продолжил говорить: — В мире происходили пугающие перемены. Беспокойство сводило с ума, стресс прорывался инфарктами. И первыми, как ни странно, сдавали мужчины.

— Почему странно? — удивилась Ольга. — Женщины значительно более стрессоустойчивы.

— Наверное. Но так или иначе в этот год мужики умирали рано. Сверхсмертность.

— Мужчины — пришельцы в этом мире. В магии считается, что женщина — хозяйка реальности. А вы — гости, не от мира сего. Из верхних миров уже упали, а в этом еще не прижились. Вот и неуютно.

Ольге показалось, что Игорь Яковлевич не слышал её, поскольку продолжал рассказывать о своём. Слова тяжело падали, будто сделанные из свинца.

— Всё началось с отставки Фиделя Кастро. Для многих из нас «кубинский друг Фидель» был такой же незыблемостью, как программа «Время» по телевизору. Затем был подписан договор о безвизовом режиме с Израилем. Нет, я нормально отношусь к ним, но ведь еще совсем недавно само слово «Израиль» можно было произносить либо с обличительным гневом на партсобраниях, либо тихим шёпотом на кухнях…

Ольга решила не перебивать.

— Весной президентом стал Медведев, а Путин — премьером. Народ вообще с глузду сдвинулся, поскольку не понимал, что происходит, но чувствовал подвох. В августе случилась вой­на с Грузией. Я так сразу понял, что не видать больше боржоми как своих ушей. А ведь у меня всегда стояли бутылки на совещаниях. Вы знаете, что боржоми привёз в Россию еще в 19-м веке дядя императора Николая, великий князь Николай Михайлович…

Ольга не знала.

— Дальше — хуже. Начались умные речи высоколобых экономистов о мировом финансовом кризисе, падении фондовых рынков, оттоке капитала, кредитном перегреве, мать его. Никто не понимал сути, но все знали, что их грабят прямо сейчас, а слова, звучащие по телевизору, скороговорка напёрсточника. Кручу-верчу, запутать хочу. — Он горестно замолчал, но затем добавил: — И наконец, самая засада. Барак Обама стал президентом, первым темнокожим президентом за 232-летнюю историю существования Америки. Все мои друзья, у которых есть родственники в Израиле… — Он остановился, хмыкнул: — А это все мои друзья. Они утверждают, что там траур по этому поводу. Хрен его знает почему! Но верю. Хлебнём мы еще с этим чернокожим красавцем.

— Мне пора, — спохватилась Ольга.

Она понимала: если останется, будет секс. Возможно, роман. Ей нравился этот сильный и мужественный человек. Но не хотелось ничего усложнять. События в её жизни и так толпились нетерпеливой очередью, и вот-вот назревала потасовка. «Отложим до лучших времён», — сказала она себе, понимая, что это означает «никогда».

Мобильник ожил. Звонила горничная из далекого дома. Ольга извинилась и отошла в сторону.

— Мадам, извините, что беспокою, вашу собаку укусил ядовитый паук. Судороги. Врача вызвали.

— Позвони мне, когда будет врач. Уже лечу. Утром буду.

Ольга прервала связь. Риф, единственная любовь, мохнатый зверь с умными, всё понимающими глазами. Он в опасности. А её нет рядом. Ну почему, когда начинаешь помогать кому-то, у самой случаются неприятности? Будто в небесах не желают, чтобы посланные ими страдания кто-то облегчал.

— Вызову такси, мне надо уезжать. Оденьте Ванечку потеплее, ветер усиливается. Не забудьте, вам нельзя связываться с родственниками, для всех вы исчезли после отставки. В потусторонних мирах всё бюрократизировано, и никто без высшей команды не станет разбираться, что произошло. Человека не стало, и слава Богу, задание выполнено. Можно сдать дело в архив. Так происходит в 99 процентах случаев.

Ольга не могла предугадать, что эта история попала в тот самый злополучный один процент.

Глава 5.

В которой выясняется, что Ольга — вирус в компьютере мироздания

— Память прочистила, звезда Вифлеемская? Вот он, твой грех? Любуйся! — услышала Ольга голос женщины.

Та вновь стала собой, превратившись из пылающего огненного шара в заурядную толстушку, даже по-своему миловидную. Но глаза не горели любовью.

Перемена радовала, поскольку мучительный жар исчез и одежда перестала дымиться. Так вот в чём её преступление. Спасла человека, не дала ребёнку стать сиротой, чем нарушила планы Всевышнего. Вот оно, небесное милосердие. Хорошо, что люди не подозревают, что им зачтут в праведность, а что нет. Вдруг то, что мы считаем добрыми делами, с точки зрения небес — зло. Лучше вообще не думать об этом.

Мёртвое тело Игоря Яковлевича за стеклом означает, что в реальном мире он жив-здоров. И это хорошо в её собственной системе добра и зла. И плевать на всевышнюю мораль.

— Славный труп, — кивнула Ольга.

Она провела рукой по горящей коже лица. Ресницы вроде целы и волосы тоже.

— Ничего с тобой не случилось. Даже не обуглилась, — ворчала женщина. — Сила египетская, когда сержусь, я вся пылать начинаю. Вспыльчива очень, прости господи.

— У меня тоже характер не сахар, даже бесы, которые во мне живут, боятся. А что у вас с глазами?

— Зачем мне глаза? Сердцем читаю людские судьбы.

— Не понимаю. Так что же